Неспящие - [29]

— Мне еще нужно за хлебом, — сказала она после долгой паузы.

— Значит, пойдем за хлебом, — отозвалась я, потому что хотела побыть с ней подольше и еще потому, что не решалась сказать, что хлеба и так хватает. Потому что ей хотелось в город. И мне тоже.

Я какое-то время избегала центра города, болталась по окраинам, как прилипают крупинки сахара к краям коктейльного стакана. Но в тот день я втолкнула Ольгино кресло в двенадцатый трамвай, уже зная, на какой остановке мы сойдем. Мы будем двигаться в сторону центра, но спешить нам необязательно. Приятно было видеть, как она едет в трамвае: сдвинув колени и глядя в окно, старая девчушка, старавшаяся охватить взглядом всю улицу. Ее взгляд перебегал туда-сюда и задерживался лишь на палатках с картошкой фри.

Какой-то вежливый пассажир помог нам выйти из трамвая. Был такой особенный день, когда даже первый встречный пассажир старается показать себя с лучшей стороны. Возможно, солнце и голые ножки были причиной того, что люди на улице друг другу улыбались. Впервые за долгое время у меня возникло чувство, которое можно назвать мечтой о мюзикле: радостное, слегка безмозглое стремление говорить с ближними на языке арий, петь хором о том, что все не так уж страшно, подтвердить это «каденцией» из абсолютно синхронных танцевальных па, которая завершилась бы общим гигантским прыжком или шпагатом. И разумеется, все вместе: официанты, таксисты, рабочие на лесах, бабульки и дедульки, продавщицы, сельские сумасшедшие и транспортные регулировщики. Возможно, по ходу действия я, словно быстрый паук, исчезну в одной из башенок и за мной будет виться звездный серебристый след. Я заберусь на самый верх и скроюсь под плащом-накидкой, оставив за собой лишь облачко. А те, что внизу, откроют рот от изумления и встанут в круг, внутри которого я вскоре снова возникну как ни в чем не бывало. Как бы это было здорово!

— Почему мы стоим? — спросила Ольга.

Мы пришли на улицу, на которой жил Бенуа. На первый взгляд, там ничего не изменилось. За стеклом кондитерской по-прежнему красовалась табличка «Ваш кондитер сейчас наслаждается жизнью за границей». Этого кондитера я никогда в жизни не видела. Одно из двух: либо ему за границей безумно понравилось, либо он уже просто умер.

— Закрыто, — сказала я. — Придется поискать другую булочную.

Но Ольге уже расхотелось покупать хлеб, ей захотелось картошки фри. Я повезла ее в закусочную на противоположном конце улицы, но на полпути остановилась. Я бросила взгляд на третий этаж столь знакомого мне дома и вся задрожала. Рамы без стекол, а под ними, словно стрелы, тянулись вниз черные полосы.

— Тут был серьезный пожар, — сказала Ольга.

Я поспешила перевезти ее кресло на противоположную сторону. И здесь все в таком же запустении. Почтовый ящик консульства Мавритании был доверху набит рекламой, как, впрочем, и ящик Бенуа. Ольга достала из пачки «Макрогазету» и стала ее с интересом просматривать.

Я дрожащими пальцами нажала на его звонок. Молчание. А чего я, собственно, ждала? Что он живет с окнами без стекол?

— Никого дома нет, — подвела черту Ольга, не отрывая глаз от объявлений о разных рекламных суперакциях.

С самого нашего разрыва Бенуа не выходил у меня из головы. Я гнала от себя прочь воспоминания о нашей несостоявшейся близости. Но он упорно возвращался — человек, который однажды вечером танцевал со мной в «Спорт-кафе». И поскольку мое желание осталось неудовлетворенным, оно росло и крепло, едва не взрываясь, под бременем жестокой и острой тоски.

— Попробуй позвонить соседям, — рассеянно пробормотала Ольга.

Мне повезло: рядом со мной находилась постепенно теряющая разум женщина и она за меня думала.

«Де Хитер, Вон, Ахиб».

— Да, слушаю!

В семействе Вон снова был трам-тарарам, и хозяин дома, видимо, вложил в краткое приветствие весь свой накопившийся стресс.

— Здравствуйте, менейр Вон, вы меня не знаете, но я вот подумала: а вдруг вы можете мне помочь?

— Вы хотите сказать — деньгами?

— Нет, это касается вашего соседа и пожара в его…

— Мы тут совершенно ни при чем! — прорычал он и бросил трубку.

Я нажала на соседний звонок, но Ахиба дома не оказалось. Де Вахтер и Ван Кигелхем тоже не откликались. Зордана что-то бормотал по-венгерски с немецким акцентом. Дебаре только что вернулся из отпуска, и у него, по его признанию, вопросов было не меньше, чем у меня.

Я перебирала причины, в которые сама не верила. Возможно, ею стала свечка, или булькающая на плите кастрюля, или, скажем, молния. Впрочем, я понимала, что короткое замыкание в бессонном мозгу Бенуа — объяснение гораздо более вероятное.

Я стерла со лба липкий пот и, полная сомнений, уставилась на сверкающие колеса Ольгиного инвалидного кресла. Когда я перевела на нее глаза, я заметила, что она озабоченно хмурит брови:

— Магда, ты вся бледная от голода. Пойдем чего-нибудь поедим.

Я откусывала понемногу от своего вегетарианского бургера. Ольга напихала за щеки картошку и кусочки запеченного мяса с соусом и майонезом и, сосредоточенно пережевывая пищу, смотрела на меня серьезным взглядом.

— Соус хороший, а вот картофель из замороженного полуфабриката, — прошамкала она с набитым ртом.