Неспокойные воды Жавель - [39]

– А вы? Что вы делали у Жозефины?

– Это была самая большая глупость в моей жизни. Я слыхала об этой ясновидящей от своего мужа, уж не помню, по какому случаю…

Я улыбнулся.

– Кстати, о вашем муже, месье Лоредане… Извините, что задаю вам этот немного водевильный вопрос. Не может ли он вдруг вернуться?… Мне, пожалуй, было бы трудно дать ему вполне убедительное объяснение по поводу моего присутствия здесь.

– Он вернется очень поздно.

– Хорошо. Продолжайте.

– Так я, стало быть, слыхала об этой мадам Жозефине, и мне было любопытно сходить к ней на консультацию. Лучше бы уж я сломала ногу. Нам довелось с ним встретиться в приемной. Он узнал меня. Тогда я, правда, была блондинкой, я хочу сказать, в то время, когда выходила за него замуж, но он меня все-таки узнал…

– Ему это, верно, нетрудно было сделать, у меня такое впечатление, что он никогда не переставал о вас думать, что ваш образ всегда присутствовал в его сознании. В пору своей липовой женитьбы он удовлетворился денежным вознаграждением, позволившим ему начать новую жизнь, но чисто по-человечески его можно понять, он наверняка сожалел… гм… о некоторых неосуществленных преимуществах. И должно быть, всегда думал о вас, как о некоем рае, который он, едва увидев, потерял. Итак, он заговорил с вами у Жозефины?

– Нет. Несколько дней спустя я увидела его здесь. Не знаю, как ему удалось раздобыть адрес. Может быть, он прочитал именную табличку на машине. На улицу Доктора Финле я ездила на машине. Так что не знаю. Но если даже он был возле машины, когда я вышла от мадам Жозефины, то я его не заметила. Говорю вам, в тот день я не обратила на него никакого внимания. Так вот, он пришел сюда, назвался и угрожал рассказать обо всем не только моему мужу, но и властям. Я испугалась. Мне не хотелось, чтобы обнаружилось мое двоемужество; я не хотела терять своего мужа. Я предложила ему деньги. Он сказал, что это очень кстати, что они нужны ему позарез; кстати, потому что он как раз собирался совершить убийство, но если он может рассчитывать время от времени на небольшую сумму, ему не придется идти на это убийство.

Я кивнул головой.

– Он имел в виду того, кто еще не родился. И сейчас пока еще не родился. Это ребенок, которого ждет его жена. За двадцать тысяч франков он мог убить его. А с надеждой на большее мог рассчитывать его вырастить.

– Какой ужас, – пробормотала Ванда.

– Такова жизнь. Забавная штука, ничего не скажешь. Ладно. Так, значит, вы дали ему денег и он время от времени возвращался?

– Да. И чем дальше, тем все более странным он становился. Он настойчиво разглядывал меня… Потом однажды вдруг заявил, что хочет меня, что в конце-то концов, мы с ним муж и жена. Я увильнула от ответа, но он продолжал упорствовать, и наконец… Он дал мне ключ, совсем новый ключ, который, мне кажется, заказал специально. «В такой-то день, в такой-то час ты придешь к «козлам» на улицу Паен»,– сказал он мне и назвал номер дома, номер комнаты, рассказал, как туда пройти. Никогда не забуду его слов: «Я хочу, чтобы ты изведала любовь в непривычных для тебя условиях. Обещаю, тебя ждут редкие ощущения. Постарайся стать еще красивее, надень все самое лучшее, и я сделаю то же самое, на твои деньги я купил все, что нужно, я хочу оказать тебе честь. И еще хочу подарить себе что-то вроде каникул – немножко радости. Мы будем любить друг друга так, как тебе ни разу еще не случалось,– в гнусной комнате, на гнусном матрасе, средь запахов гнилья, испражнений, неизбывной нищеты. Вот ключ. Если меня не будет, ты войдешь и будешь меня ждать. Только без обмана, ясно? Иначе я все расскажу, изобличу тебя в двоемужестве и заставлю папашу Лоредана выставить тебя из твоего дворца. Поверь, дорогая, гнусный матрас лишь изредка гораздо лучше, чем гнусный матрас всегда». Боже мой, месье Бюрма, никогда в жизни я ни у кого не видела такой ненависти в глазах.

Голос ее осекся. Она выложила свою тираду на одном дыхании со все возрастающим волнением, быть может потому, что воспоминание об этом и теперь еще приводило ее в смятение, а быть может для того, чтобы оправдать решение, принятое ею вследствие полученного предписания. Но потом вдруг возбуждение улеглось. И Ванда, содрогнувшись, печально сказала:

– Боже мой, как можно быть таким злым, таким низким, таким гнусным?

– Это не злость,– заметил я.– А просто жестокость. Из-за множества всяких вещей. Под давлением обстоятельств. Ну а дальше?

– Дальше? Я решила, что это уже слишком. А может, к тому же мне стало надоедать все время выкладывать деньги. Не знаю. Только я поняла, что мне от него никогда не избавиться. Если только… я действительно от него не избавлюсь. Я сказала ему, что приду на свидание. И пошла, взяв револьвер и набросив на себя старый плащ…

– …И сев за руль машины, которую вы оставили в самом конце улицы Паен.

– Да. Я вошла в комнату при помощи ключа. Было темно. Я включила свет. Он лежал на кровати. Мертвый. Мне кажется, я расхохоталась. Я пришла убить его, а он был уже мертв. И еще, мне думается, я спрашивала себя, не лучше ли так, потому что, как мне показалось, у меня могло не хватить смелости выстрелить в него. Я выключила свет, чтобы не видеть его больше. Как видите, я не собиралась упиваться этим зрелищем. Но тут силы изменили мне. Я упала в обморок. Я пришла, чтобы убить его, а сама упала в обморок. Нет, не думаю, чтобы у меня хватило сил убить его. Не знаю, сколько времени я пролежала без сознания. Но вот наконец я очнулась. И вдруг слышу, кто-то открывает дверь, кто-то входит в комнату. Я действовала бессознательно, повинуясь инстинкту самосохранения. Нельзя было, чтобы меня застали в этой комнате. Я взяла револьвер и ударила.