Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [89]

. Эта газета была гораздо больше по объему контента, чем любая из газет, выходивших в те годы на Урале: «Янгстаун виндикейтор» имел порядка 16 страниц в выпуске. Первые страницы газеты были заняты новостями – не только местными, но и мировыми; особенно много внимания уделялось новостям о катастрофах и преступлениях, а также о политике. Между сообщениями об убийстве тещи собственным зятем (дочь убитой женщины хотела купить стиральную машину, из‐за денег вспыхнула ссора, в ходе которой муж застрелил тещу и пытался застрелить жену) и о том, что бывший военный министр США Н. Бейкер может вступить в президентскую гонку, затесалась написанная в разухабистой манере колонка известного киноактера и авиатора У. Роджерса, посвященная его визиту в Венесуэлу: «Что за страна Венесуэла! Здесь есть мужик по имени Гомес, это местный „Билл-Люцерна“ Мюррей[717], который ей управляет. Его называют диктатором, но в наше время, похоже, только такие хоть что-то делают. Хочу вернуться обратно и посмотреть на него подольше. Он настоящий, а не подделка (He is the real McCoy)»[718]. Много места в выпуске «Виндикейтора» было посвящено делу прокурора Р. Томаса, который хранил в «Central Saving & Loans Co.» депозитов на сумму порядка 20 000 долларов и использовал служебное положение, чтобы угрозами вынудить компанию вернуть депозит, несмотря на отсутствие у нее средств. За этими страницами шли страницы, посвященные литературе и кинематографу, спорту и общественным делам; «Виндикейтор» публиковал темы воскресных проповедей в церквях Янгстауна, биржевые курсы, цены на продукты, рецензии на художественные издания, полторы страницы мелких объявлений, прогноз погоды и, наконец, кроссворд. Чем ближе к концу выпуска, тем больше на страницах «Виндикейтора» появлялось рекламных объявлений – отели в Чикаго и Филадельфии, пиво «Августинер», полки и шкафы от мебельного магазина «Yoho & Hooker» и многое другое. Словом, янгстаунская газета воплощала собой именно тот процесс товаризации публичности, который, как мы видели выше, беспокоил Хабермаса.

Различия между «Искрой» из Лысьвы и «Виндикейтором» из Янгстауна столь велики, что эти две газеты надо бы признать относящимися к разным видам средств коммуникации. Да, подобно «Виндикейтору» и тысячам других газет в разных уголках земного шара, «Искра» играла роль клубной, театральной и кинематографической афиши. Однако рекламу она не размещала; отсутствовал в «Искре» и развлекательный контент, которому в «Виндикейторе» было посвящено несколько страниц – ни кроссвордов, ни спортивных обзоров, ни комиксов с короткими рассказами. А вместо 25‐й главы повести Роба Эдена[719] «Прекрасный лжец» («The Lovely Liar»), выходившей на страницах «Виндикейтора», лысьвенские читатели могли насладиться чтением очерка видного партийного историка П. Н. Лепешинского «Кровавая Ленская трагедия».

Одним из наиболее весомых различий был стиль. Информационно-отстраненный тон «Виндикейтора» резко контрастировал со страстной, лозунговой, активистской манерой «Искры». Оно и понятно: «Искра» могла не опасаться судебных исков и тяжб за грубость – вряд ли обвиненный в саботаже рабочий Ворожцов обратился бы в суд. И совсем не случайно мы отметили выше колонку У. Роджерса о Венесуэле – в стилистическом отношении это был единственный текст, который (с поправкой на идеологию оценок) можно было бы представить себе в лысьвенской газете.

В этом, по нашему мнению, и заключалась специфика социалистической публичной сферы. Социалистические медиа не участвовали в отношениях торговли, и в этом смысле они могли бы быть сведены до ограниченного количества рупоров официальной точки зрения. Однако в ситуации, когда исчезновение рынка не сняло потребности в организации экономической жизни, медиа публичной сферы оказались глубоко интегрированы в процесс управления экономикой и организации взаимодействия между индивидами. Буржуазная публичная сфера была населена редакциями и издательствами, продававшими доступ к критической аргументации и движимыми в этом деле коммерческим интересом, и читателями-буржуа, владельцами собственности и участниками товарных отношений.

Социалистическая публичная сфера, заимствуя хорошо развитую технологию коммуникации у этих редакций и издательств, имела иную структуру: ее населяли разнообразные организации, для которых издание газет и иных форм публичности (стенгазеты, плакаты и прочее) было неотъемлемой частью управления читателями-рабочими. Социалистическая публичность была похожа на то, что Хабермас называет «репрезентативной» («плебисцитарно-аккламаторной») публичной сферой, поскольку вместо критической дискуссии занималась транслированием готовых образов. Но одновременно она была вовсе и не похожа на «репрезентативную» публичную сферу, поскольку принципиально важным для такой коммуникации было активное вовлечение в нее читателя. «Искра» и ее собратья из других городов попросту не смогли бы эффективно работать без мощной и растущей сети рабкоров-активистов, без Зоркого, Нового и Студкора и десятков их коллег, так как должны были не только формировать массовое «необщественное» (опять-таки говоря словами Хабермаса) мнение, не только снабжать сеть активистов информацией, но и