Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [88]

Материалы, подготовленные рабкорами, живописали самые разнообразные ужасы лысьвенского быта – антисанитарное состояние общежития ФЗУ, рукоприкладство гражданки Волосновой, избивающей собственную падчерицу, отсутствие в рабочих домах и бараках красных уголков. В центре же внимания «легкой кавалерии» находились так называемые «типы» – пять огромных казарм на 650 квартир, выстроенные в годы Первой мировой войны. Перенаселенные «типы» не сходили со страниц «Искры», будучи рассадником хулиганства и дебоширства даже по меркам совсем небезопасной Лысьвы начала 1930‐х годов.

Не то чтобы рейд «легкой кавалерии» выявил что-то необычное – одни и те же жалобы можно было встретить в любой заводской или районной газете Урала; жалобы эти можно было разделить на две большие группы – отсутствие культурного (клубы, красные уголки) и бытового (вода, топливо, постельное белье, питание) обслуживания и скверное поведение самих жителей (хулиганство, пьянство). Как правило, скверное поведение вытекало из нехватки культурного и бытового обслуживания – рабкоры уверяли, что в Механических казармах «все рабочие, с какими только мы ни говорили, сильно возмущены тем, что они всеми заброшены и вместо культуры к ним в казармы идет вино, карты, драки».

Заметки рабкоров, старавшихся, по-видимому, фиксировать или передавать речь самих обитателей «типов», иногда выглядели довольно курьезно – сегодня они воспринимаются едва ли не как сатирические зарисовки:

Топчанки наполовину были заняты спящими. За отдельным столом сидело несколько человек русских и нацмен (татар). Люди ужинали, а над столом на воткнутых шестах висели и сохли портянки. Присутствующих это ничуть не смущало. На наш вопрос – есть прогулы? последовало многоголосое «Нет!»

– Ударная бригада бетонщиков им. 13‐й годовщины Красной армии не делает прогулов ни в какие дни, – заявил старший бригадир.

Старая казарма, но новые люди, жизнерадостные, бодрые и смелые, они здесь так же, как и в цехах, в непреодолимой воле энтузиастов противопоставили старым загнившим устоям новое, настоящее.

Однако в стенах этих казарм еще худшие виды бескультурья. Здесь также не оказалось ни газет, ни шашек, ни радио, ни красного уголка. И только один из нацмен укоризненно заметил – «кабишь двуя сутка не бывал кипятка, плуха это»[711].

Если люди в «типах» – хорошие, кто же тогда виноват в разрухе? Рабкоры винили местных начальников: горсовет Лысьвы не уделяет внимания рабочим окраинам, ЦРК уже месяц не может организовать в «типах» столовую, культурная работа не ведется… Работники культпросвета даже «легкую кавалерию» не смогли обеспечить сопровождением: «Об этом была договоренность с завклубом металлистов и рабочим клубом, которые в результате оказались бессовестными обманщиками. Слышите, товарищи Ильин, Широков, Шардаков и Иванов?»

Впрочем, рейдом по рабочим окраинам присутствие рабкоров в номере «Искры» от 18 апреля не ограничивалось. На первой странице помещались и маленькие заметки о разных лысьвенских делах, написанные явно участниками этих дел[712]. Автор под псевдонимом Студкор сообщал о том, что во время практики студент техникума Кокшарев перебивал инженера Иоффе и говорил другим студентам, что инженер ничего не знает: «Кокшарев кончил 1 курс техникума, а воображает уже, что он знает больше других. Студенты возмущены поступком Кокшарева». Другой корреспондент, под псевдонимом Зоркий, возмущался тем, что слесаря цеха молочной посуды Ставрова отдел кадров направил в пожарное депо: «Отделу кадров нужно внимательней относиться к распределению рабочей силы и не посылать слесарей на дежурство, когда они нужны до зарезу на Магнитострой. Ставрову надо дать работу по специальности, послав его на один из строящихся гигантов». (Что о таком любезном предложении думал сам слесарь-пожарник Ставров, нам, очевидно, не узнать.) Наконец, рабкор Новый требовал судить общественным судом старшего рабочего ремонтно-строительного цеха Ворожцова, который срывает ремонт мартеновской печи № 1, «расхолаживая» рабочих разговорами о том, что к 25 апреля работу все равно не сдать, сам же старается «как можно меньше работать и больше делать прогулов». Объявлений в лысьвенской газете было немного: так, газета извещала о готовящемся собрании жен инженерно-технических работников, информировала читателей о культурной программе городского цирка и двух кинотеатров – «Триумф» и «Пролетарий»[713]. При этом не весь рабкорский материал попал в выпуск – в специальной рубрике «Искра» давала короткие разъяснения соратникам Студкора и Нового. Например, рабкору Шляпе, приславшему заметку «О вывозке дров», было отказано с формулировкой «Не пойдут факты мелочны». Заметку рабкора Ленивцева «Шуткам должен быть конец» в «Искре» посчитали не основанной на фактах, а некто Д., автор заметки «Не ученье, а мученье», опоздал – «об этом уже писали»[714].

Таков был контент главной лысьвенской газеты, которую можно считать несущей конструкцией публичной сферы отдельно взятого социалистического города[715].

Возьмем для сравнения номер американской газеты «Янгстаун виндикейтор» за тот же день, 18 апреля 1931 года