Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [179]
Так, если кто-то начинает высказывать мнение, с которым приглашенные участники бывают несогласны, оппонент спешит перебить и перекричать говорящего. Следуют различные формулировки опровержения: «Все совершенно не так!», «Не надо морочить голову телезрителям!», «Это неправда!», «Господи, чушь какая!», «Можно я договорю?!», «Врать не надо! – «Это вам не надо врать!», «Чепуха!» и т. д. По традиции студийных ток-шоу, в студии периодически раздаются аплодисменты зала. Однако когда все или несколько спикеров говорят одновременно, выражая разные точки зрения, невозможно понять, к какой именно из реплик эти аплодисменты отнести.
Вместе с тем ораторы пытаются как-то сообразовать дискуссионный процесс с логикой вежливого диалога и упрекают друг друга в попытках нарушить норму взаимности: «Если все будут кричать и перебивать друг друга…», «Я же молчал, когда вы говорили», «Постойте, послушайте меня!», «Дайте слово сказать!», «Вы не слышите, что я говорю». Это свидетельствует о том, что норма аудиального внимания и права очередности высказывания все-таки присутствует в сознании собеседников, но соответствующих навыков публичной дискуссии не выработано. Так, авторы сборника «„Синдром публичной немоты“» писали о том, что отсутствие в России навыка строить аргументативный дебат и договариваться уходит корнями в советскую монологическую традицию[1404]. Действительно, несколько десятилетий официального советского монологического публичного дискурса сформировали в нас привычку пассивно слушать речь оратора либо монологически говорить, не рассчитывая на сомнение, сопротивление и критику. Хотя очевидных связей между советским монологическим дискурсом и современными медийными ток-шоу нет, предрасположенность к невосприимчивости Другого остается прочно укорененной в российском сознании.
Отсутствие навыков ведения антагонистической беседы сказывается, например, в том, что в ответ на противоположное мнение возникает спонтанная реакция раздражения, которая тут же выплескивается в коммуникативное пространство. Эмоции раздражения, негодования, озлобленности на собеседника возникают только потому, что он высказывает противоположную точку зрения. Последнее может вызвать как презрительную усмешку, так и агрессивное оппонирование (вплоть до демонстративного ухода из зала). Надо заметить, что такие реакции не являются сами собой разумеющимися в тех культурах публичной коммуникации, где оппонирование считается нормой: оратор может не соглашаться или оспаривать точку зрения оппонента, но при этом признавать право оппонента на противоположное мнение, выражать к нему уважение и ожидать того же от собеседника. Суть антагонизма от этого не теряется, а, напротив, подчеркивается его содержательный характер, более четко проявляется демаркация между одной и другой позицией, традицией мысли, становятся понятны основания рассуждения.
В российских политических ток-шоу содержание скорее растворяется в эмоциональном накале и гамме негативных реакций на оппонента. Телевидение транслирует телезрителям образцы эмоционально окрашенных негативных реакций на альтернативное мнение, привлекая аудиторию скорее накалом страстей, нежели логикой аргументации[1405]. Эмоциональные выплески негатива становятся нормой российской публичной дискуссии. Вера Зверева так писала о российских интернет-дискуссиях 2000‐х годов: «В 2000‐е в исследовательской литературе и в самой Сети обсуждался вопрос о том, представляет ли Рунет альтернативную публичную сферу. Конечно, его сложно сравнивать с публичной сферой в хабермасовском понимании, то есть с критическим форумом, где происходит рациональное обсуждение жизненно важных для сообщества вопросов и вырабатываются приемлемые решения. На площадках интернет-дискуссий тривиальное имеет такую же силу, как и социально важное; здесь нет особого статуса у рационального и аргументированного обсуждения, но есть яростные сражения, эмоции уравнены с логикой, а информационный шум или заказные материалы могут блокировать каналы коммуникации. Тем не менее в отсутствие лучшего предложения Рунет заменяет неработающие пространства публичной сферы»[1406]. Собственно, аргументативная структура коммуникации (в том идеальном виде, в каком ее мыслил Хабермас) является каркасом, который позволяет артикулировать различия недеструктивным образом. В этой модели аргумент несет в себе основную содержательную нагрузку и силу убедительности. В российских медиадебатах, напротив, логическая сила аргумента оказывается намного слабее экспрессивной силы высказывания. При этом артикуляция значимого диссенсуса могла бы предполагать определенный набор риторических клише, с помощью которых даже самые ярые оппоненты могли бы выражать уважение к альтернативным позициям. Иначе бóльшая часть эфирного времени тратится на крик, взаимные одергивания и ожидания возможности «вставить слово».
