Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [143]
Единообразный вид мемориалов, номенклатура мемориальной атрибутики, расположение элементов и поведение участников мемориальных практик позволяют рассматривать современную низовую мемориализацию как особую социальную практику. Возникновение спонтанных мемориалов исследователи относят к 80‐м годам ХХ века, выделяя мемориал на месте убийства Джона Леннона как один из первых примеров такого рода[1174]. Самыми известными случаями спонтанной мемориализации стали мемориалы, возникшие после гибели принцессы Дианы в 1997 году[1175] и после террористических актов 11 сентября 2001 года[1176]. Примечательно, что эти мемориалы возникли не только на месте гибели людей, но и по всему миру в местах, так или иначе связанных с погибшими (Кенсингтонский дворец в Лондоне, где прежде жила принцесса Диана, посольства США в разных странах).
Впечатляющий вид самих мемориалов, а также огромное число участников этих практик превратили их в популярный и узнаваемый сюжет массмедиа, а изображение цветов, свечей, записок, плюшевых игрушек и прочей мемориальной атрибутики стало хорошо узнаваемой метафорой публичной скорби.
Возникновение спонтанных низовых мемориалов могут спровоцировать такие разные события, как автомобильная авария, повлекшая смерть всемирной знаменитости (как в случае с гибелью принцессы Дианы), и террористический акт, в результате которого погибло несколько тысяч человек (например, 11 сентября). Между тем свойственный всем спонтанным мемориалам однородный набор характеристик указывает на некую общую базовую функциональность, реализуемую этими мемориалами в широком диапазоне от коллективного ответа на травму и публичной манифестации эмоций до реакции на конкретные социальные проблемы и политического протеста. В некоторых случаях участник коммеморативных действий может одновременно и скорбеть, и протестовать. Но как именно могут быть связаны такие разные по мотивации и форме исполнения действия, как спонтанная и спорадическая эмоциональная реакция на травму и систематическая, целенаправленная протестная активность? Природа этой связи кроется в перформативном характере коллективного спонтанного поминовения умерших.
То, что спонтанные мемориалы включают в себя социальную активность немемориального характера, замечено уже давно. Так, согласно фольклористу Джеку Сантино, низовая мемориализация является демонстративным действием (performative statement), выражающим определенное отношение или позицию общества или его части по некоторой острой социальной проблеме[1177]. Иначе говоря, люди, участвующие в этих практиках, «скорбят в знак протеста»[1178]. Антропологи Петер Ян Маргри и Кристина Санчес-Карретеро предлагают понимать низовую мемориализацию еще более расширительно как «процесс, в котором группы людей превращают скорбь в действие, создавая импровизированные временные мемориалы с целью изменить или смягчить некоторую конкретную ситуацию»[1179]. Мемориалы, таким образом, становятся местом для перформативного высказывания – коллективной критики государства, конкретных представителей власти, проводимой ими политики или каких-то общественных изъянов и проблем. В этом смысле «перформативность является неотъемлемой составляющей сильного коммуникативного потенциала низовых мемориалов»[1180].
Понятие перформативности, берущее свое начало в теории речевых актов Дж. Остина[1181], стало одним из ключевых в интерпретации спонтанных мемориальных практик. О перформативности низовой мемориализации много писал Джек Сантино, рассматривая спонтанные мемориалы в Северной Ирландии и США как инструментальные события, поскольку они «созданы и предназначены для того, чтобы вызывать изменения или действия прямо, без посредников» («designed and intended to produce change, or action, directly»)[1182]. Сразу отметим, что, согласно Яну Маргри и Кристине Санчес-Карретеро, которые солидаризуются с Тони Уолтером, подобный перформативный тип мемориализации избирательно присущ именно обществам с развитой и состязательной публичной сферой, в которых высоко востребованы идеи индивидуальной свободы, ценности личного выбора и публичного активизма как продуктивного средства достижения консенсуса[1183]. Такие критерии едва ли можно применять к России с ее исторически сложившейся культурой подчинения публичной сферы государству и традиционно востребованной обществом идеей коллективизма. Таким образом, сложившееся в социальной антропологии понимание перформативности применительно к спонтанным мемориалам не вполне работает в случае с Россией. В то же время Россия имеет долгую и развитую традицию низовой мемориализации перформативного типа, которая хорошо прослеживается начиная с середины XIX века. Как показывает история, российский феномен коллективных мемориальных действий перформативного характера возник задолго до появления спонтанных перформативных мемориалов, описанных на примере западных постиндустриальных обществ.
