Несостоявшаяся битва - [38]

К началу августа выявились и другие не менее важные обстоятельства для Гитлера. Донесения, полученные им от немецкого посла в Лондоне, а также из многочисленных других источников, на время убедили его в главном вопросе, вызывавшем у него опасения: каковы бы ни были действия англичан — пойдут ли они решительно на новый Мюнхен или решатся на войну, — они не собираются предпринимать немедленные наступательные операции против Германии, чтобы воспользоваться занятостью ее вооруженных сил на польском фронте. То же самое относилось к французам. По его мнению, это было слабым звеном во всех его планах, ибо замысел, основанный на угрозе заключения пакта с Советским Союзом с одновременным «решением» польского вопроса, мог быть сорван мирной инициативой итальянцев или англичан. Вторым слабым звеном в его планах было то, что если имеющаяся у него информация и предположения были ошибочны, то англо-французское наступление на Западе создало бы угрозу быстрому завершению польской войны и даже поставило бы под угрозу безопасность рейха. Гитлер полностью сознавал опасности, связанные с его планом. Риск был колоссальный, а времени исключительно мало — всего десять дней до 26 августа (предпочтительная дата нападения на Польшу). И он решил сам вмешаться в ход событий.

Как мы знаем, Гитлеру было известно, что Чиано регулярно передавал информацию англичанам, особенно те подробности, которые касались намерений и планов Германии. Усилия Рима ускорить новую встречу между Гитлером и Муссолини предоставили Гитлеру удобный случай, которого он давно искал. Вопрос о встрече с Муссолини был обойден, а вместо этого итальянцам дали понять о желательности встречи Чиано с Риббентропом. При этом было предусмотрено, что после встречи с Риббентропом Гитлер лично примет Чиано и проинформирует его. Более того, итальянским руководителям дали понять, что основным вопросом переговоров с Чиано будет участие Италии в войне, «навязанной Германии». Однако в данный момент этот вопрос меньше всего интересовал Гитлера. Гитлер хотел, чтобы Чиано передал англичанам такую информацию, которая усилила бы у них противодействие предложениям о немедленном военном вмешательстве на Западном фронте и в то же время отбила бы у Чемберлена охоту к дальнейшим попыткам посредничества.

Таким образом, в Оберзальцберге сцена была подготовлена.

Проведя день 11 августа с Риббентропом, Чиано 12 августа прибыл в Оберзальцберг и в тот же день был принят Гитлером. На следующий день Гитлер снова встретился с Чиано. Во время этих двух длительных бесед говорил главным образом Гитлер. Он четко, может слишком четко, изложил ту информацию, которая предназначалась для англичан и французов, и, как мы знаем, Чиано, ничего не подозревая, передал ее по назначению, но только в несколько выхолощенном виде.

Гитлер начал беседу с описания положения на Западном фронте Германии и с помощью сфабрикованных карт, развернутых на столе, стал излагать обстановку, которая была фальшивой, ложной, лживой, неправильной фактически по каждому пункту, имевшему наиболее важное значение для Англии и Франции.

Гитлер подчеркивал мощь немецких оборонительных сооружений на Западе и подробно останавливался на несуществующих деталях оборонительной системы, которые сорвали бы любые попытки французов прорваться через линию Зигфрида в традиционных направлениях наступления. Он делал особое ударение на прочности немецкой обороны вдоль бельгийской границы, где на самом деле она была исключительно слаба и не закончена.

Затем Гитлер начал играть на известном страхе английского правительства и министерства авиации. Любая попытка блокировать Германию будет встречена контрнаступлением с воздуха; вся территория Англии, добавил Гитлер, теперь находится в пределах досягаемости новых немецких бомбардировщиков; впоследствии это заявление Гитлера штаб ВВС в Лондоне ошибочно расценивал как указание на то, что военно-воздушные силы Германии якобы имеют стратегическую бомбардировочную авиацию, способную вести самостоятельные воздушные операции против основных городов Англии. Гитлер, казалось, полностью осознавал это уязвимое место в английском военном мышлении и стремился воспользоваться им. Вернувшись к непосредственной теме разговора, он сразу же начал излагать свое мнение о военных возможностях союзников в отношении Польши. Главным фактором была незащищенность Англии от воздушного нападения. Лондон может быть атакован с больших высот без каких-либо помех со стороны противовоздушной обороны, объяснял он Чиано и, скорее имея в виду Чемберлена, чем Муссолини, добавил, что английские ВВС не будут в состоянии выделить сколько-нибудь значительное количество истребителей для фронта во Франции, поскольку он собирается напасть на Англию силами своих воздушных флотов сразу же, как только начнется война. Англичанам потребуется каждый самолет для обороны собственной территории.

Таково было содержание высказываний Гитлера при беседах с Чиано. Он не оставил никаких неясностей для неправильного истолкования сказанного им. Против Польши начнется война, и по Англии, если она решит вмешаться в конфликт, последуют немедленные массированные удары с воздуха. И тем не менее каждый отдельный пункт, упомянутый Гитлером при описании немецкой военной мощи, был лживым — вроде той картины, которую Гитлер нарисовал Чиано в отношении линии Зигфрида. Военно-воздушные силы не имели стратегической бомбардировочной авиации. Немецкий так называемый двухмоторный бомбардировщик был приспособлен для обеспечения поддержки наземных войск, а не для проведения самостоятельных операций. В начале войны воздушные силы Германии не имели ни средств (самолетов и запасов бомб) для нападения на Лондон в более или менее серьезных масштабах, ни планов такого нападения.