Неснятое кино - [68]
– Да.
– На первом этаже – кафе-стекляшка и девушка такая… с глазами… Работает она еще?
Альберт не ответил.
– Хорошо там весной?
– Очень.
– И здесь хорошо, – вдруг сказал тот, кого называли Кетчуп. – Красота несусветная. Полярный день… Жить можно!
– Я вижу.
– Женщины ласковые. Чуть-чуть с ними как с людьми – такое вытворяют!
Альберт молчал, не зная, что сказать.
– Я привык, – сказал наконец первый пленник. – И вы привыкнете.
– Нет.
– Это гордыня! – усмехнулся Кетчуп. – Вы считаете, что мир рухнет из-за вас. И Томас так считал. А мир не рухнет. Ничего не изменится вообще! Съедите вы человекоеда или другие человекоеды съедят вас…
– Людоеды, – напомнил Альберт.
– Это вопрос терминологии… – отмахнулся Кетчуп.
– Это вопрос спасения души, – сказал Альберт, и лицо его собеседника исказила гримаса.
– Тело надо спасать, – прохрипел он, – тело! Рассказать вам, что они сделали с Томасом?
– Не надо, – попросил Альберт.
Кетчуп налил настойку:
– Будете?
– Давайте.
Они выпили терпкую жидкость – Кетчуп привычным глотком, Альберт с усилием…
– Знаете, какая у меня была тема?
– Что?
– Тема какая была в университете? – пояснил Кетчуп. – «Самоидентификация человека в традиционном обществе». Так что я, можно считать, нахожусь на полевых работах.
– И как… работа?
– Самоидентифицируюсь помаленьку… – поднял глаза Кетчуп. – Хотите, я станцую вам танец, которым мы, Народ Конца Света, приветствуем рождение луны?
– Не хочу.
Альберт с трудом скрывал ужас.
– Значит, танец не хотите… Хорошо, – согласился Кетчуп. – А фокус хотите?
И с этими словами он вынул из-под лежанки мешок.
– Что это?
– Это фокус, – напомнил Кетчуп. – Ап! Ап!
И он в два приема медленно, как иллюзионист, достал из мешка автомат и два перевязанных изолентой рожка.
– Автомат Калашникова, – прервал наступившую тишину пленник. – Два рожка по тридцать патронов. Лучший двигатель прогресса! Устанавливает светлое будущее за пару дней. Царство Христа, город Солнца, власть красных кхмеров… – без разницы.
Альберт вскочил. В глазах его загорелся незнакомый прежде огонь.
– Но наша с вами беда, Альберт, – сказал Кетчуп, – в том, что рожки – пустые.
Крепкие люди, стерегшие нору Кетчупа, точили каменные ножи, напевая что-то свое, древнее, тоскливое и по-своему прекрасное.
– Томас был против насилия! – шептал Кетчуп. – Несчастный идиот. Он считал, что мир надо менять словом… Его уже ели, а он все говорил… Будь он проклят!
– Не надо так, – попросил Альберт. И сам простонал от досады. – Ах, черт возьми!
– Да. – Кетчуп снова налил. – Этот калашников – фикция, психологическое оружие…
И, подняв глаза на Альберта, добавил:
– Почти…
Альберт стоял не шелохнувшись.
– Один патрон там все-таки есть, – прошептал Кетчуп. – В патроннике. Томас был рассеянным человеком. Помянем Томаса!
Он выпил в одиночестве. Он жадно глотал бурую жидкость, и настойка текла по шее.
– Итак, коллега! – торжественно объявил Кетчуп, отставив чашу. – Что мы имеем? Один из нас имеет возможность застрелиться. Или застрелить кого-нибудь по своему выбору. Свобода выбора – ну, вы помните… Какие будут предложения?
Альберт молчал.
– Нет предложений? Хорошо.
Кетчуп помолчал.
– Тогда есть предложение у меня… Дорогой Альберт, я заверши л самоидентификацию. Я животное. Старое больное животное, которое надо пристрелить. Убейте меня, коллега. И съешьте. Это будет даже… элегантно. Ну, пожалуйста!
– Как вас зовут?
– Йохан Кирш, – после паузы ответил человек. – Доктор Йохан Кирш.
Агуня что-то толкла в ступе.
Лицо ее не выражало ничего. Но потом она застыла на полудвижении – и вдруг со всей силы в ярости ударила посудину о камни.
Вождь шел вдоль реки, потом остановился:
– Фема!
Он подождал секунду, и Фема медленно поднялась из-за каменной гряды.
– Почему ты прячешься от людей? – спросил он. – Разве ты мышка или хорек?
Фема молчала.
– Идем домой, – сказал отец.
Фема молча помотала головой.
– Ты хочешь увидеть его еще раз?
Фема кивнула.
– Иди сюда.
Фема подошла, и Вождь обнял ее.
– Может быть, все еще обойдется, – сказал он. – Может быть, он будет жить здесь еще много разливов реки. Но ты взрослая девочка, ты знаешь: есть порядок…
– А если нарушить порядок?
– Тогда съедят меня, – просто сказал Вождь. – А потом тебя и бабушку.
– Кто?
– Они. Все, – в самое ухо дочери сказал Вождь.
Кетчуп сидел на своей койке, раскачиваясь взад-вперед. Человек с одичавшими глазами.
– Не оставляйте меня здесь одного, пожалуйста! – умолял он. – Либо пристрелите, либо зажмурьтесь покрепче и съешьте кусок карачура! Один раз. А там как пойдет. У меня есть радио… Будем разговаривать обо всем, вспоминать… Вы в армии были?
– Нет, – сказал Альберт.
– В армии, перед отбоем, мы вспоминали вслух все подряд из человеческих времен: рестораны, фильмы… девушек вспоминали… Давайте, а? Скоротаем жизнь…
– Я не могу, доктор, – сказал Альберт. – Не обижайтесь – не могу!
– Тогда вам лучше застрелиться, – после паузы произнес Кетчуп. – Я знаю, что говорю.
Короткий северный день уходил прочь, и племя провожало его, сидя у костра. Подросток точил нож под одобрительными взглядами женщин.
– Твой-то как вырос… – сказала одна другой. – Сколько ему?
– Еще маленький, – зарделась женщина.
