Несломленная - [79]
– Мне было всего 17, – объясняю я. – Я и сейчас-то мало знаю о жизни, а тогда – и того меньше. Но поэтому-то я и вернулась. Я хочу рассказать людям, что произошло тогда, в надежде на их понимание. Я всегда чувствовала себя австралийкой и хочу снова играть за Австралию. Думаю, я этого достойна. Я сожалею о том, что уехала тогда. Надеюсь, Австралия сможет меня понять. Я смотрю вперед и не хочу ворошить прошлое и поэтому надеюсь, что австралийцы смогут снова принять и полюбить меня, как уже сделали это однажды.
А потом я впервые почти за пять лет выхожу на Rebound Ace, австралийский хард. Так здорово снова бить по мячу на австралийской земле. Я ощущаю неописуемое облегчение.
Интерес прессы ко мне на Australian Open сравним с тем, что бывал на «Шлемах» раньше. Вокруг меня постоянно вьются журналисты, камеры следуют за мной на тренировки, на матчи, после матчей. Огромное количество зрителей приходит посмотреть, как я пытаюсь реанимировать мою умирающую карьеру. Они забиваются на тесные корты, где проходит розыгрыш wild card. Несмотря на то что мой рейтинг улетел в трубу, от меня все равно ждут результата. Считается, что я должна обыгрывать этих девочек, пусть даже в рейтинге они стоят выше меня. Так что давление на меня колоссальное, но при этом, по моим ощущениям, все так, как должно быть. Я правильно сделала, что вернулась. Мы с Тином очень рады, что приехали в Австралию.
Лесли Боури согласилась вернуться ко мне – и в качестве тренера, и для моральной поддержки. Она с радостью помогает мне тренироваться и готовиться к матчам. Это очень кстати, потому что, чтобы получить место в основной сетке, мне нужно за неделю сыграть вдвое больше матчей, чем я сыграла за последний год. Это пугающая перспектива, но я настроена на работу. У меня новый спарринг-партнер, Дуже Кувачич. Он из Мельбурна и хорватского происхождения. Его предложил мне Пол Макнами, и мы сразу поладили. Мы быстро подружились, и с Тином они тоже нашли общий язык. Он очень меня поддерживает и приходит со мной на матчи.
Я легко обыгрываю местных девочек. Никакой выдающейся игры я не показываю, но выхожу в финал, а там в трех сетах обыгрываю Монику Адамчак. Я подтвердила свой уровень и заработала wild card в основную сетку Australian Open. Пол обнимает меня после финала – его вера в меня тоже оказалась вознаграждена. Эта победа принадлежит ему так же, как мне. Поздравляет и Джефф Поллард.
Австралийские болельщики с энтузиазмом принимают меня обратно. Громко болеют в Окленде, где я провожу свой первый с мая матч в WTA. Лесли не может ездить со мной по турнирам перед Australian Open, так что мы с ней разошлись. Было здорово на время с ней воссоединиться, но это не то же самое, что в юниорские годы. Ситуация с тех пор сильно поменялась.
В Окленде я играю с 81-й ракеткой мира Юлией Шруфф, и рядом с моим именем стоят буквы AUS. Я беру первый сет 7:5, но во втором о себе дают знать все те же старые беды. При 6:5 я подаю на матч. Победа близка, но нервы у меня не выдерживают. Подача меня покидает. Я ругаю себя, раздражаюсь, отчитываю, и вот мы уже играем тай-брейк, и я проигрываю его 3:7.
Третий сет я проигрываю за 20 минут – 1:6. По щекам у меня текут горячие слезы, моя хрупкость налицо.
Разочарование от матча усугубляется едкими комментариями австралийских игроков, просачивающимися из прессы. За неделю до Australian Open я открываю газеты и испускаю тяжелый вздох. «Рассерженная Стаббс говорит, что Докич не только жертва, но и виновница», – гласит заголовок интервью моей бывшей партнерши в парном разряде Ренне Стаббс. Она рассказывает, что видела синяки у меня по всему телу и знает, что я подвергалась физическому насилию. По ее словам, я должна вести себя на Australian Open «как паинька». Она говорит, что поддерживает мои попытки перезапустить карьеру, но при этом добавляет: «Я надеюсь, она снова не подведет всех тех, кто вложил в нее столько времени и сил. Если она не хочет, чтобы люди думали, что она вернулась за деньгами, ей следует доказать это и не убегать, если что-то вдруг пойдет не так. Ей нужно вырасти и показать себя с лучшей стороны, и я не думаю, что для нее это будет просто».
Я очень расстроена. Ни Ренне, ни многие другие не в курсе, что мне не предложили за возвращение ни цента, да деньги мне и не нужны. Я хочу просто играть в теннис за Австралию. Никакой финансовой мотивации у меня нет.
Тин говорит мне не обращать внимания, но я так не могу.
– Почему-то люди не в состоянии понять, что я просто хотела вернуться и представлять Австралию, – говорю я ему. – Им проще думать, что мне нужны деньги, а не родина.
Ренне, хоть частично и видела ту страшную боль, которую я испытала в Канаде, все равно не может меня понять. Она признает, что видела мои синяки. Признает, что понимала, что отец меня избивал. Разве деньги или твое отношение к ним важнее человеческого здоровья? Ты своими глазами видела, какому физическому и эмоциональному насилию я подвергалась в детстве, но при этом сидишь теперь и обсуждаешь мою жадность до денег?
