Несломленная - [78]

У нас с Тином все хорошо. Как пара мы в порядке. Но моя игровая форма по-прежнему ни к черту, уверенность на нуле, и я понятия не имею, как вернуть хоть что-то из них. Должен быть какой-то способ это сделать – как иначе? Я профессиональная спортсменка, которая играет 30 турниров в сезон, соревнуется девять месяцев в году, каждый день тренируется. Я часами извожу себя мыслями о том, почему на корте у меня ничего больше не получается. Где я сломалась? Почему потеряла способность соревноваться? Да, матч-другой я еще могу выиграть, но сейчас делаю это на голом таланте. Вернись я в свой прежний рабочий режим, дела бы у меня сразу пошли в гору. Но, заключаю я в очередной раз, я недостаточно крепка психологически, чтобы выкладываться на полную.

До конца года мало что меняется: я проигрываю в первых кругах турниров ITF в Праге, итальянских Фано и Кунео, а также финал квалификации в люксембургском Петанже.

Примерно тогда же мне приходится встретиться с Борной, чтобы расплатиться с ним за последние месяцы его работы. Но что-то не сходится. На этот раз это статья расходов «разное» в счетах, которые он мне выставил. Этого «разного» набегает на тысячи долларов. Когда я прошу его показать мне чеки, у него их не оказывается.

– Но разное – это что? Кофе? – спрашиваю я.

Борна в ответ смеется, но я вижу, что он в замешательстве. Он пытается замять тему, но я не отступаю:

– Ты не можешь снимать с меня тысячи долларов за мелкие расходы. Что это вообще такое? Я не понимаю.

Он ничего объяснить не в состоянии.

* * *

Мне опять стала звонить мама. В августе на турнире в Мартина-Франке мы с Тином решаем, что она может приехать нас проведать. Она живет с нами неделю и смотрит, как я дохожу до 1/8 финала – хороший результат после трех кругов квалификации. В этот раз она не так сильно лоббирует мое возвращение домой, но зато без умолку говорит обо всем, что я делаю неправильно. Тин очень с ней любезен – он настоящий джентльмен. Он пытается объяснить ей, что у меня эмоциональная травма. Прямо в моем присутствии он говорит, как я нуждаюсь в поддержке и как ее поддержка будет особенно полезна. Тин говорит, что у меня депрессия и мне очень тяжело.

Мама слушает Тина, и выражение ее лица остается бесстрастным. Она не воспринимает то, что он говорит.

– Когда она была со мной и моим мужем, никаких эмоциональных травм у нее не было, – резко отвечает она. Еще она говорит, что мой отец был строг, но это «нормально». – Он ее отец. В этом нет ничего плохого.

Когда Тин возвращается к теме моей депрессии, мама повторяет свои ответы:

– С нами у нее не было никакой депрессии. С нами она побеждала. С нами она была счастлива. Депрессия у нее началась с тех пор, как она с тобой.

Мы ошеломленно слушаем ее, не в силах поверить собственным ушам. Она рассуждает так же, как отец: значение имеют только результаты и деньги. Важны победы, а на мое эмоциональное состояние плевать. Важно только, чтобы я была с «ними». Чтобы «они» могли меня контролировать.

Вместо того чтобы проявить материнское участие, она просит у меня еще денег. С тех пор как я уехала от них, она постоянно просит меня переводить деньги отцу, но я на эти просьбы больше не отвечаю. Я начинаю понимать, что давать им деньги просто глупо. За несколько лет я отдала им миллионы долларов, благодаря чему отец ни в чем себе не отказывает: отстроил себе до абсурда огромное поместье и собрал коллекцию люксовых автомобилей. Отдавать деньги ему – все равно что сжигать их.

Но в любом случае сейчас я не зарабатываю. Не отдай я все ему, я была бы отлично обеспечена. А так у меня за душой практически ни гроша.

Через неделю мама уезжает домой, а мы снова остаемся жестоко разочарованы отсутствием поддержки и желания идти на перемирие.

По возвращении в Монако я снова начинаю думать об Австралии. Меня тянет туда непреодолимо, и я решаю снова позвонить Полу. Я говорю ему, что готова. Я хочу вернуться домой и в 2006-м сыграть на Australian Open. Он очень рад и берется за организацию моего возвращения.

Я-то, может, и готова, но про мое тело этого не скажешь. Вешу я килограммов на десять больше, чем в своей лучшей форме. Я исключаю из своей диеты сахар и всякую дрянь и начинаю бегать. Еще начинаю интенсивнее тренироваться.

В декабре 2005 года мой самолет садится в Мельбурне. Я вернулась в Австралию тенью себя прежней и все еще очень хрупкой, но полной решимости наладить отношения со своей родиной. При поддержке Тина я собираюсь с духом и выхожу в зал прилетов навстречу нескольким съемочным группам и журналистам, которые прониклись важностью ситуации. Я нервно им улыбаюсь, вежливо приветствую и говорю, что отвечу на их вопросы в «Мельбурн-Парке».

Пол попросил меня приехать на тренировочный сбор в «Мельбурн-Парке» накануне турнира за wild card. Он начинается через несколько дней.

Сегодня я в восторге, но немного напугана: я переживаю о том, как меня примут люди. Tennis Australia созвали пресс-конференцию – она пройдет перед моей первой тренировкой. Когда я прихожу на корт № 5, где она назначена, я сама не своя от нервов. Я никогда в жизни не видела столько репортеров и фотографов. Все глаза устремлены на меня; никто ничего не говорит. Слышен только шум поездов, отъезжающих со станции «Флиндерс стрит». Я думаю: