Несломленная - [30]

Он прав. В глубине души я это понимаю. Больше предстоящий матч мы не обсуждаем.

Как-то утром на тренировочных кортах отец замечает Штеффи Граф. Он подходит к ней и спрашивает, не согласится ли она потренироваться со мной, и она соглашается. Я одновременно в шоке, восторге и страшном волнении. И вот в один из дождливых дней накануне моего матча с Мартиной мы со Штеффи два часа тренируемся на крытых кортах «Уимблдона». Просто познакомиться с ней невероятно – не говоря уже о том, чтобы выйти с ней на один корт. Я трепещу – она очень крутая, серьезная и деловая. А у меня сбываются мечты: в начале года я тренировалась с Моникой, а теперь вот со Штеффи. Они мои кумиры.

К тому времени мое потрясение от жребия уже прошло, и в последние дни перед матчем я уже тренируюсь спокойно и чувствую себя хорошо. Как говорит отец, я могу обыграть кого угодно.

Его тем временем предупредили, что на Уимблдоне он будет под наблюдением. Кто такой Дамир Докич и на что он способен, уже знают все: от команды моих агентов до высшего руководства тура. Сам он все предупреждения отвергает. Он считает, что ни в чем не виноват.

Маме не разрешается разговаривать со мной о теннисе. Да и вообще – практически ни о чем не разрешается. Чтобы не раздражать папу, она все время молчит и даже не желает мне удачи. Мой братик еще маленький и не понимает важность происходящего, но я просто рада тому, что он со мной.

Утром накануне матча я разминаюсь на дальнем корте и вообще не волнуюсь. Никто за мной не наблюдает – в теннисе я еще ноунейм, просто юниорка с несколькими победами над хорошими игроками. Поэтому, несмотря на всю ответственность положения, я не чувствую, что на меня что-то давит, а чувствую лишь, что свежа и сильна. Игру Мартины я знаю вдоль и поперек благодаря нашему с ней сбору в Цюрихе накануне «Ролан Гаррос». Да и наш матч на Australian Open в начале года дал мне хорошее представление о том, как она действует. Разминаясь, я абстрагируюсь от нашей дружбы и концентрируюсь на игровом плане, который должен помочь мне победить.

На уимблдонский корт № 1 я выхожу точно так же, как если бы это было в «Уайт Сити». Я уверена в своих силах. Я играю почти без верхнего вращения, поэтому при моем агрессивном стиле мяч от ударов проскальзывает по траве и остается низко над кортом, так что моим соперницам обработать его трудно. К тому же сама я к мячу подхожу рано. Я переключаюсь в автоматический режим и не чувствую никакой значимости поединка. Больше того, я вообще ничего не чувствую. Аплодисменты и приветствия тысяч болельщиков меня не нервируют – я их практически не слышу. Я сконцентрирована и заставляю себя поверить, что это просто очередной матч.

В моей ложе на трибуне сидят отец, мама и Саво. Папа молчалив и озабочен – я вижу это с корта. Я чувствую, что он рассчитывает на мою победу – над первой ракеткой мира. Дальше я снова ни о чем не думаю и ничего не чувствую.

Странно, что в ложе Мартины нет ее мамы.

Я с самого начала отодвигаю Мартину в глубину корта и не позволяю ей вести игру и играть в свой теннис. Я не даю ей растаскивать меня по корту, а сама бью по восходящему мячу и вхожу в площадку – делаю то, что любит делать она. Я здорово играю двумя руками слева: и по диагонали, и по линии. Еще у меня проходит много классных укороченных[7]. Вот я на уимблдонском корте № 1 выполняю блестящие удары навылет, но почти на них не реагирую. Я не поддаюсь эмоциям, не позволяю себе думать о масштабе происходящего со мной. Выполнив потрясающий удар, я просто опускаю глаза на землю и поправляю струны. Едва улыбаюсь. Изредка после выигранного очка я бросаю взгляд на отца и на мгновение сжимаю кулак, но в целом разбираюсь с первой ракеткой мира предельно невозмутимо. Как велел мне отец, я играю бесстрастно. Мне нельзя разговаривать. Нельзя отпускать замечания ни о сопернице, ни о матче. Нельзя показывать негативный язык тела или швыряться ракеткой. Еще со своих ранних юниор-ских будней я знаю, что за что-либо из этого отец живого места на мне не оставит.

Я выигрываю первый сет 6:2.

К этому времени трибуны уже разбушевались и болеют за меня, аутсайдера, видя, как Swiss Miss[8] теряет самообладание. Я слышу и чувствую, что болельщики в шоке от происходящего.

Ко второму сету Мартина уже сама не своя и не может выиграть даже очко. Я же неудержима и полностью контролирую матч. Болельщики восторженно выдыхают от моей игры и каждое выигранное мной очко приветствуют все громче. Я, никому не известный квалифаер из Австралии, сношу с корта лучшую теннисистку мира.

Я побеждаю безоговорочно. На одном отрезке матча я выиграла семь геймов подряд и повела во втором сете 4:0. Я вижу, что Мартина уже пала духом, в то время как я сама полна энергии. У меня уже во всем теле звенит адреналин, эмоции переполняют изнутри, но я, как обычно, не даю им выхода.

Во втором сете Мартина не выигрывает ни гейма. На матчболе ее бэкхенд улетает за пределы корта. Шокированная, я вскидываю руки и оборачиваюсь к папе. Но я не вижу его лица – только спину. Он уже встал и уходит со стадиона. Мое сердце падает так же быстро, как взлетело. Вся моя радость моментально испаряется. Своим уходом он показывает, что моя победа для него ничего не значит. Я выиграла за 55 минут, потеряв всего два гейма, и сотворила самую громкую сенсацию на «Шлеме» в Открытой эре, а мой родной отец даже не хочет мне похлопать. Я что, слишком многого прошу? Разве это каприз? Мне становится очень грустно.