Несломленная - [29]

Этого недостаточно, и на меня продолжают давить вопросами о его неподобающем поведении. Тогда я отвечаю:

– Никто не пострадал. Его поведение ничем не отличается от того, что происходит по всему миру. Думаю, в следующий раз он будет держаться тише.

Наедине с собой я очень жалею, что мне приходится защищать отца и все его дерьмо.

Но какой у меня выбор? Если я этого не сделаю, оказаться в больнице рискую я сама. Некоторые теннисистки закатывают глаза, когда я встаю на сторону отца, и я в курсе, что понять это сложно. Но разве от меня что-то зависит? К тому же я не понимаю, почему он так загоняется. Когда я играла по юниорам в Австралии, давление было гораздо больше, потому что тогда еще было непонятно, на что я способна. Но сейчас я уже доказала, что могу играть на профессиональном уровне: с начала сезона я обыграла уже трех теннисисток топ-20, а мне исполнилось только 16 лет.

Очевидно, что можно немного расслабиться – все говорит о том, что я на пути к тем вершинам, на которые он всегда нацеливался. Может, дело в деньгах? Но о них тоже можно не переживать, потому что я зарабатываю сотни тысяч долларов на спонсорах, рекламе и призовых. Это те самые деньги, с помощью которых мы, по его словам, должны были «выбраться из ада», и я их зарабатываю! Наше финансовое положение за три года улучшилось настолько, что мы сняли в Фэрфилде квартиру побольше, с тремя спальнями, пусть и по-прежнему скромную. Мы купили новую машину.

Так что я в полном замешательстве и не понимаю, почему отец не стал счастливее. Происшествие в Бирмингеме так вообще показало, что ему стало хуже.

В тот вечер в нашем маленьком гостиничном номере он смотрел телевизор, а я думала, глядя на него, и в тысячный раз задавалась вопросом: «Ну что еще мне сделать, чтобы ты был доволен? Почему ты делаешь все это? Тебе самому не стыдно? Ты позоришь меня и всю семью! Ну почему?»

* * *

Я отделяю эмоции от дела: чувства зарываю поглубже и полностью переключаюсь на покорение теннисного мира. Мое прошлое научило меня игнорировать хаос и неудачи, с которыми приходится сталкиваться в жизни. И все же скандал, устроенный отцом, на мне отразился. После его пьяной выходки на нас обрушилась лавина дурной прессы, и нам приходится залечь на дно. Иван Брикси договорился, чтобы к Уимблдону мы готовились в частном клубе.

Восемь дней я не показываюсь на людях и тренируюсь, не щадя себя. Мы живем в очередном бюджетном отеле – на этот раз это «Трэвел Инн» в районе моста Патни. Готовясь к квалификации Уимблдона, я провожу на корте три часа утром и два – после обеда. Моя жизнь снова превратилась в день сурка: я сплю, ем и неустанно тренируюсь. При этом я чувствую себя уверенно, потому что со мной на корте отец, который говорит, что делаю правильно, а что – нет. Шесть месяцев, прошедшие с моего расставания с Лесли, показали, что я не могу тренироваться сама по себе. В конце концов, мне всего 16 лет.

Потом мы перемещаемся на поле следующей битвы в нескольких километрах от знаменитого Всеанглийского клуба – корты в Рохамптоне, где проходит уимблдонский «квал». Там за место в основной сетке борются как юниоры вроде меня, так и взрослые игроки, которым Уимблдон до сих пор не поддался. Все жаждут воспользоваться этой возможностью. Но я сильно сомневаюсь, что кто-то жаждет больше или работал усерднее, чем я.

Я уверенно прохожу бельгийку Патти ван Акер, которая стоит в рейтинге чуть ниже меня – 146-й против 129-й. Австрийке Эвелин Фаут я тоже шансов не оставляю – отдаю ей всего один гейм. В следующем матче моя соперница – соотечественница Ренне Стаббс. Ее я также обыгрываю в двух сетах.

Мне 16 лет, и я прорвалась через три круга квалификации в основную сетку Уимблдона. Отец, впрочем, не считает это достижением, достойным похвалы. Он вообще не видит пользы в похвале. Он убежден, что простимулировать меня на успех можно только давлением. Я сижу на его диете из страха и наказаний.

«Но пока что я справляюсь», – думаю я про себя.

6. Уимблдон, 1999

Я осмотрительно скрываю от отца свою реакцию, когда мне говорят, что в первом круге Уимблдона мне играть с Мартиной Хингис.

– Нормально, – говорит он невозмутимо. – Ты можешь ее обыграть.

– Ага, – киваю я в ответ, выдавливая из себя улыбку. Внутри же я вне себя. Первая ракетка мира?! Я же тут новенькая!

Конечно, жребий мог бы быть получше, но, напоминаю я себе, я же продралась через квалификацию. И тут же начинаю размышлять, как мне ее победить.

– По крайней мере, вас поставят на большой корт, – говорит сотрудник турнира.

Я улыбаюсь и снова киваю. Только совершенно не важно, куда поставят этот матч. Что важно – так это как мне обыграть Мартину. Я нервничаю, но не могу показать это отцу, потому что он тысячу раз запрещал мне считать кого-то лучше меня. Он не позволяет мне даже допускать мысль о поражении. Если я дам ему хоть малейший повод думать, что я боюсь проиграть, что я чувствую свою слабость, за это придется расплачиваться. Скорее всего – подставляя себя под коричневый ремень, которого я боюсь как огня.

После объявления, что мне играть с Мартиной, папа добавляет:

– Ты должна быть убеждена, что можешь обыграть кого угодно.