Несколько месяцев — целая жизнь - [7]

Сделав изящный пируэт, Эля бросила гостям, что отправилась бы на котлованы. До вечера она свободна, одной не разрешают, а с ними наверняка отпустят. Она только отпросится у мамы и может идти.

— Братья должны остаться дома, — сообщила она, возвратясь и пробуя педаль носком туфли. С самого начала было ясно, что поедет на велосипеде Эля, а Мариан, Славек и Петрек пойдут пешком. Она завладела велосипедом, словно это было в порядке вещей. — Мамочка не велела мне плавать.

Лишь отправляясь в прерванное путешествие на котлованы, Петрек вспомнил о Муцеке, но того нигде не было. Тщетно звал и свистел, пес растаял как дым. Это показалось странным — ведь всякий год с момента появления Петрека Муцек не отходил от него ни на шаг.

Петрек почувствовал себя виноватым — предал друга, забыл о собаке, охваченный нелепым желанием еще раз взглянуть на Элю. Ну и взглянул, чтобы убедиться, что ничего в ней нет особенного, похожа на Ельку, которую недолюбливал. А пока занимался этими наблюдениями, пропал Муцек, возможно навсегда.

— Я с вами не пойду.

— Ты что? Почему?

— Должен найти Муцека.

— Муцек давно уже дома. Есть чем огорчаться! Не ломайся, пошли.

Петрек поддался уговорам, что можно пренебречь поисками. Как-никак, он собирался на котлованы, когда черт дернул заглянуть к Лесневским. В такую жару стоит искупаться.

Велосипед уже лежал на берегу, а Эля плескалась с девчонками на мелководье. Разбрызгивая воду, они пронзительно визжали и кричали.

— Я рядом с девчонками не купаюсь, — заявил Славек. — Вы как хотите, а я не купаюсь.

— Я тоже.

— И я, — поддержал их не сразу Мариан, которому явно хотелось улечься поближе к велосипеду.

У берега было очень глубоко. Глубина ощущалась всем телом, холодила, и вода тут была словно бы гуще и темнее, чем в других местах. Лишь сделав несколько сильных рывков, пловец выбирался на простор, прогретый солнцем, светлый и благодатный.

— Ребята, давайте наперегонки?

— Давайте.

Вперед вырывается Славек, Мариан, отставая, отчаянно баламутит воду.

Девчонки прекращают возню и смотрят на плывущих. Петрек нажимает, надо отличиться, раз уж они состязаются.

Неизвестно, почему финиш оказался на мелководье, где купались девчонки. Славек — первый, Петрек — второй, Мариан — третий.

— Слабак, — замечает кто-то из подруг Эли.

Мариан бледнеет.

— Сама плавает как бревно, животом по песку, а с замечаниями лезет. Сперва научись, а потом болтай.

— Спортсмен! Смотри, как бы тебя не взяли на Олимпийские игры.

Мариан вроде бы препирается с девчонками, но Петрек чувствует, что это вовсе не перебранка и что Мариан ждет случая, чтобы сказать нечто важное.

И он оказался прав.

— Ну как? Будешь сегодня учиться плавать или нет?

Вопрос повис в воздухе, но немного погодя ответила Эля:

— Буду, но не с тобой. Славек меня научит. Или Петрусь.

На что Мариан ответил каким-то не своим, утробным голосом:

— Хорошо. Но смотри, чтобы не пожалела.

Потом они сидели втроем на берегу. К котлованам стекались целые орды купальщиков, мамаши с детьми, парни, съезжавшиеся со всех сторон света на рокочущих мотоциклах, девицы в убийственно ярких купальниках, наконец, почтенные отцы семейств, вооруженные на всякий случай удочками и ведерками (здешняя легенда гласила, что кто-то когда-то поймал в котлованах такую громадную рыбину, что удочку тащили шестеро мужчин и едва вытащили). Время было послеобеденное, когда обитатели поселка позволяли себе короткую передышку перед вечерними хлопотами со скотиной.

— Были бы карты, сыграли бы в шестьдесят шесть.

— Лучше в тысячу.

— Можно в тысячу. Но я бы сыграл в подкидного.

— Во что?

— В подкидного.

— Детская забава, — зевнул Мариан. — Еще окунемся?

Почти вся поверхность котлована кишит купающимися, не найдешь свободного места.

— Надо подождать.

Возле них остановился железнодорожник и, поразмыслив, размотал леску с удилища.

— Чур, не буянить, молодые люди, — предупредил он. — Рыба любит тишину.

Ребята засмотрелись на поплавки. Когда кто-нибудь подплывал слишком близко, железнодорожник вскрикивал:

— Не пугайте рыбу!

Поплавок неподвижно маячил на воде, наконец, мелко задрожал, подпрыгнул.

— Подсекайте, — зашептал Славек.

Не горит, — тоже шепотом ответил рыболов, но подсек, на крючке затрепетала рыбешка, уклейка, с палец. Железнодорожник отцепил ее, бросил в сетку и снова поплавок заколыхался на воде.

— На пшеницу ловите?

— Да, а что?

— А мой дядя только на тесто.

— Надо знать, когда на тесто, когда на пшеницу, — назидательно проговорил железнодорожник. — Рыбу надо удить умеючи, сама не поймается. Сноровка нужна.

Поскольку рыбы почему-то обходили крючок, терпеливо мокнущий в воде, мальчишки начали подталкивать друг друга, понарошку, шутя, потом все больше, уже всерьез.

— Тихо, ребята, иначе удилищем попотчую!

Наконец Мариан отошел и словно невзначай остановился возле девчонок. Они подбрасывали пригоршни гальки так ловко, что камешки почти нельзя было разглядеть.

Мариан, видимо, что-то сказал, так как девчонки завизжали от возмущения, но вскоре утихомирились, и он присел рядом с ними на корточки, то ли как зритель, то ли как участник игры.

— Пойдем к нему?

— Ты что? Стал бы я играть с девчонками! — вполне искренне возмутился Петрек. Теперь, после купания, золотоволосая (какая там золотоволосая — рыжая!) была ему совершенно безразлична и ее пискливые подружки также. Просто удивительно, что Мариан любой ценой хочет втереться в эту визгливую компанию, охота ему тратить время впустую. — Мне пора домой.