Школьники

ДЛЯ ДЕТЕЙ СРЕДНЕГО ВОЗРАСТА

(ДНЕВНИК МАЛЬЧИКА)

РИСУНКИ А. ГОНЧАРОВА

Отпечатано в типографии Госиздата «КРАСНЫЙ ПРОЛЕТАРИЙ", Москва, Пименовская, ул., д. 16, в количестве 7000 экз.

Главлит № А — 30143 Гиз Д — 31 № 29287 Зак. № 7689.

8 печ. л.

ТАК БЫСТРО и незаметно пробежало лето, и вот уже опять учение. Я не могу сказать, что неохотно пошел в школу. Ведь лето кончилось, и кончились летние занятия, и одному дома скучно было бы сидеть.

Там опять встретился с ребятами, всякие новости рассказывают, интересно.

В школе тоже новости. Во первых — у нас новый сторож Степан. У него длинные, длинные, до самой синей рубахи, светлые усы, как у Тараса Бульбы, и он все время смеется. Стоит посреди двора, звонит в колокольчик и смеется, смеется.

Герасимов подлетел к нему и дернул его за ус. Да порядочно так дернул. Мы все столпились в это время у двери, чтобы итти в классы. Мы думали — Степан пойдет жаловаться Петрону, нашему заведующему, — и новый школьный год начнется с истории. Ничего подобного. Степан только головой покачал на Герасимова и засмеялся.

Я переглянулся кое с кем из ребят — дескать, странный человек этот Степан, и мы пошли в классы.

В классе у нас тоже новости, — несколько ребят новых поступило. Какой-то Кротов, потом Хаим Рейзин и Бранд.

Хаим Рейзин — маленький, худенький, как облезший, щуплый цыпленок. Ему можно бы дать лет семь, не больше, но он говорит, что ему одиннадцать… У него все лицо густо усыпано веснушками, так что если бы захотеть прислонить к чистому местечку на лице Хаима Рейзина неочиненную сторону карандаша, то такого кусочка не нашлось бы. Глаза у него маленькие, как у мышки, а голова покрыта светлыми завитками, такими густыми, что едва ли найдется баран с такой густой шерстью. Но вообще Хаим — мальчик, как мальчик, даже очень тихий и кажется не вредный. Но вот зато другой наш новичек, — вот здорово вредный пацан. Этот самый Бранд. Он пионер, хотя галстука красного не носит. Он высокий, крепкий, и лицо у него красное, красное, как у мясников.

Мы только вошли в класс и расселись, как он толкнул кого-то из девчонок, кажется Ливскую, так что она заревела во все горло.

Марья Петровна, наша учительница, стала спрашивать в чем дело, а Бранд, как ни в чем не бывало, суетится тут же, возле нее, и тоже спрашивает — в чем дело, в чем дело.

— Да ведь ты же сам и виноват — сказала Марья Петровна, когда разобрала в чем дело. Тогда Бранд скосил рожу, сделал какую-то гримасу и пошел на место.

Марья Петровна пожала плечами, покачала головой и начала урок.

За лето мы порядочно все перезабыли. Даже лучшие наши ученики болтали всякие глупости на вопросы Марьи Петровны. Она сказала нам, что нас надо бы в первую группу перевести. Но это она видно только нарочно. Сказала и засмеялась. К концу урока оказалось, что мы уже кое-что вспомнили.

25 сентября.

Уже несколько дней учимся мы в школе, и так они быстро летят, что я и заметить не успеваю.

В прошлом году у нас была обыкновенная, ничем не замечательная группа, а теперь мы кажется "прославимся" на всю школу. Это видно уже за одну неделю. Все началось с Бранда. Он устраивает драки с третьей группой. Прежде мы не дрались. А теперь на больших переменках на дворе настоящая война.

Бранд подговорил мальчишек из нашей группы. Пошли Герасимов, Пирогов, Шульц и другие.

Была очень хорошая погода, и мы, без пальто, бегали в перемену по двору.

Смотрим — стоят трое из третьей группы, разговаривают, никого не трогают. Вдруг налетают Бранд и Шульц, опрокидывают одного, Орлов и Пирогов налетели на другого, и пошла история.

Те вскочили, к ним подбежали на помощь еще другие из третьей группы, к нашим тоже подоспела помощь, и пошла драка. Я даже и сам не заметил, как тоже очутился в драке. Кого-то колотил, не знаю — своих или чужих, кто-то меня колотил. Словом, свалка.

Вдруг — соображаю. Смотрю — тузит меня изо всех сил мой приятель, Сашка Чевич. Я отбежал в сторону, чтобы получше обдумать. Сашка подбегает ко мне и кричит. — Это ты, Ленька? Чего же я тебя тузил?

Тут мы оба стали хохотать, чуть по земле не катались. Потом успокоились. Я спрашиваю:

— Так чего же ты меня бил?

— А я, говорит, не знаю. Я даже и не видал, что тебя бью. Луплю, куда попало. Да и мне от тебя попало.

Тут мы опять стали хохотать. Вот глупость. Деремся, и не знаем, кто и за что.

Потом мы стали смотреть на ребят. Они дрались с большим удовольствием. Из учителей никто конечно этой свалки не видал, иначе сейчас бы это прекратили. Ведь что было! Они навалились целой кучей друг на друга, и уже никто не соображал, кто кого бьет. И никто, кроме ребят, этого не видал… Вышел, правда, Степан с большой метлой в руках, протолкался в самую середину ребят, толкнет то одного, то другого в плечо, смеется и говорит: — Ну, хватит, хватит вам, расходитесь. Вот сейчас пойду пожалуюсь. Будет вам. — Но ребята почему-то совсем не боятся его угроз. Да и правда, он грозится, грозится, что пожалуется, а сам все смеется. Машет метлой и смеется. Ну, никто его конечно и не слушает… Разбежались, и сейчас же сцепились в другой части двора. Мы с Сашкой смотрели на них, смотрели, и вдруг Сашка говорит: — А правда, Ленька, они похожи на молодых щенят. Щенята вот так же, если выпустить их, без толку и без причины наскакивают друг на дружку и нарочно кусаются. Так и ребята нарочно дерутся.