Несколько месяцев — целая жизнь - [6]

— Мы садимся за стол вшестером, так и для девяти хватит. Знаю я вас. Носитесь с утра до ночи как оглашенные и о еде не вспомните.

Напротив Петрека сидела Эля. Ничто не мешало смотреть на нее, и он смотрел и изумлялся. В чем, собственно, дело? Это верно, что она изменилась, но, право, ничего особенного. Девчонка как девчонка, даже немного похожа на Ельку со второй парты в среднем ряду, а Елька, как известно, ябеда и ревет из-за пустяков. Это, видимо, из-за жары Петрек что-то напутал, ведь очень жарко, дышать нечем, особенно здесь, в доме. Только мухи чувствуют себя превосходно, жужжат и неустанно кружатся над столом целым роем.

Когда сотрапезники доедали простоквашу с картошкой (оставив шкварки на десерт), прибыл пан Лесневский, ни с кем не здороваясь, подсел к столу и энергично заработал ложкой.

— Какие новости? — осведомился он, закончив трапезу.

— Ничего особенного, — ответствовал старший сын. — Петрек приехал на каникулы.

— Это я сам вижу. Помогали матери?

— Помогали, — воздает должное сыновьям пани Лесневская. — Без них бы не справилась.

От этого известия угрюмый лик пана Лесневского просветлел.

— О черешне помните? Пани Михалина просила, чтобы к вечеру была готова. Сказала, что возьмет.

Черешни всего три, но не каких-нибудь, деревья высокие, раскидистые, на потрескавшейся коре прозрачные затеки желтого клея. Под листьями прячутся ягоды, темно-красные, почти черные, с розовыми прожилками.

Дерева — три, лестница — одна, поэтому на ней величественно возвышается пан Лесневский. Остальные попросту карабкаются по сучьям, подтягивают к себе упругие ветки, наполняют лукошки, подвешенные на веревочках. Черешня очень сладкая, с едва уловимой горчинкой.

— Я мог бы съесть всё, — объявляет сверху Лесняк-меньшой, обрывая ягоды с макушки. Он самый легкий и может взбираться на тонкие ветки.

— Я тебе съем! — басит с лестницы пан Лесневский. — На что я тебе, умнику, куплю обувку?

— На зарплату.

— Ишь ты, хватит нам зарплаты на шестерых!

Подобные разговоры тоже давно знакомы Петреку. Однажды он слышал, как отец, беседуя с дедушкой, весьма критически отозвался о житье-бытье Лесневских.

— Посуди сам, что же получается? У Лесневского нет никакой специальности, а он уже столько лет скитается по стройкам и запустил хозяйство.

— Невелико хозяйство. Два морга[1].

— Два морга под Варшавой — это кое-что. С двумя моргами под стеклом можно жить припеваючи.

— Под каким стеклом?

Речь идет о теплицах. Огурцы, помидоры, салат, цветы, особенно зимой. Дело прибыльное.

— Возможно.

— Зарабатывает гроши на стройках, а приусадебное хозяйство наладить не желает. Это, право, какой-то анахронизм по нынешним временам. Средневековье. Явная отсталость.

— Ты помнишь, сынок, что Лесневский ушел из шестого класса?

— Это только подтверждает мою теорию.

— Как знать? — Дедушка с минуту раздумывает. — Лесневский потерял отца во время войны и, как самый старший в семье, был вынужден работать.

— У него нет специальности, — продолжал возмущаться отец. — Это, наконец, обыкновеннейшее разгильдяйство. Есть же курсы, вечерние школы, всяческие льготы.

— У него четверо детей и два морга земли.

— Так что же?

— Кто-то должен возделывать землю.

— У него жена, дети, и ты сам сказал, что только два морга, значит…

— У кого четверо детей, тому и дома работы хватает. Пани Лесневская, ничего не скажешь, сложа рук не сидит. Вкалывает вовсю.

— Вкалывает, говоришь, но это работа для простофиль. Если бы от меня зависело, я запретил бы крестьянам работать по совместительству в промышленности. Они нигде не работают хорошо. Ни у себя, ни на заводе. Теперь важны образование, технические знания, квалификация, желание продвинуться. А это, извини, какая-то кустарщина, как при царе Горохе. Такие нам только мешают.

Из этого разговора Петрек запомнил, что пан Лесневский живет не так, как следовало бы, но запамятовал, в чем это «не так», собственно, заключалось. Между тем пан Лесневский внушал Петреку уважение — он умел разобрать и снова собрать двигатель мопеда, насос, электрический утюг и множество других вещей, умел класть печи, смолить крышу, не говоря уже о том, что превосходно плавал. Он проныривал котлован от берега до берега, возил на спине младшего сына, заплывал дальше силача Ромуальда, который (как гласила местная легенда), отбывая срочную службу, участвовал в настоящих состязаниях и даже (согласно той же легенде) завоевал первое место в заплыве на сто метров вольным стилем.

Пан Лесневский почему-то не жаловал Петрека и однажды заметил:

— Чего он тут постоянно торчит? Такие важные персоны могли бы отправлять парнишку в Крыницу и не сажать каждый год деду на шею.

Особенно язвительно прозвучала это Крыница, словно не название курорта, а что-то очень обидное: Кррыница…

И теперь пан Лесневский покрикивал на Петрека:

— Не ломай ветки! Ветка годами растет, а ты тяп-ляп — и сломал. Если не умеешь, слезай с дерева, сами управимся.

Наконец, черешня была собрана, две большие корзины, килограмм тридцать, по мнению пани Лесневской, отборная, ягодка к ягодке, такой сорт в цене, а пани Михалина, разумеется, не обидит, с ней можно иметь дело.