Неруда - [189]

Высказав это, она сделала единственное, что ей оставалось, — ушла.

Мы были в замешательстве. Оказывается, на Пабло лежал свинцовый груз славы, а знаменитость не имеет права болеть. Он обязан быть «рыцарем без страха и упрека», легендарной личностью, что казалось Пабло невероятно смешным. А в этом случае он только и мог, что давиться от смеха. Happy end[195]: несколько лет спустя Неруда в полном здравии поехал в Венесуэлу и очень подружился с супружеской четой поэтов, которая некогда явилась без предупреждения в дом на улице Маркес-де-ла-Плата, откуда жена вышла до смерти разочарованная. В Каракасе они проводили время в приятных беседах. Все были веселы и уплетали куропаток.

143. Итоги и самокритика

Неруда первым стал праздновать свои дни рождения — к этому он привык с детства. На его шестидесятилетие в Чили съехалось полмира, но, по правде говоря, того шумного торжества при стечении знаменитостей всего света, с каким отмечалось его пятидесятилетие, не вышло. На сей раз юбилей проходил с большей серьезностью. Много внимания было уделено анализу его творчества. Три журнала — «Мапочо», «Аурора» и «Алерсе» — целиком посвятили этому событию юбилейные номера. 12 июля 1964 года Неруда ответил на двадцать три вопроса газеты «Сигло» и сказал Раулю Мельядо: «Писать стихи для меня то же, что смотреть и слушать». Эрнан Лойола посвятил статью «Мемориалу Исла-Негра». Скрупулезный Хорхе Сануэса вручил юбиляру «Полную библиографию сочинений Пабло Неруды и материалов о нем».

Вместе с Пабло я бывал на нескольких вечерах в Национальной библиотеке, посвященных его творчеству. Я слышал, как свободно, без всяких записей, он говорил, словно размышляя вслух или, точнее, разговаривая с одним-единственным собеседником. Я боялся, что никто не стенографирует его выступления, но кто-то все-таки сохранил его слова, казалось бы, непередаваемые на бумаге, которые поэт произносил так, будто искал выход из трудного положения. Позднее эти стенограммы опубликовал журнал «Мапочо» под названием «Некоторые импровизированные раздумья по поводу моих книг», которые полностью соответствовали и теме, и манере изложения. Это размышления человека, подводящего итоги, познавшего, что жизнь — это бесконечная спираль, каждая точка которой соотнесена с другими и со всей спиралью в целом. Шестидесятилетний поэт вспоминает поэта, еще не достигшего двадцати лет. В книге, которую он написал в девятнадцатилетнем возрасте или даже раньше, «очень много общего, — говорит Неруда, — с моими более зрелыми книгами». Он опять высказывает свою главную мысль: его поэзия — это своего рода дневник всего, что происходит во внешнем мире и во внутренней жизни поэта, но этими событиями ему просто необходимо делиться с окружающими. Различие между его юношеским творчеством и зрелой поэзией состоит в том, что в молодые годы он писал без определенной цели. Позже его поэзия стала целенаправленной, как и его жизнь.

Когда Неруда писал «Собранье сумерек и закатов», он переживал прилив чувства протеста. Он хотел писать стихи целыми циклами, которые охватывали бы все и вся, исходя при этом из единого центра; он претендовал на невероятную тематическую широту, которая заключала бы в себе его видение мира, хотя оно во многом проистекало из ослеплявшего его чувства пола, только что открывшегося ему во всей полноте. Первая попытка охватить жизнь, исходя из некоего изначального ядра, оказалась, по словам Неруды, его первой неудачей. Эта неудача называется «Восторженный пращник». Потому он и не публиковал эту книгу в течение десяти лет. Неруда признавался, что писал ее словно в бреду.

Я помню, как ошеломлены были слушатели в Национальной библиотеке, узнав, что «Восторженного пращника» он написал за одну на редкость спокойную ночь в то лето, когда жил у родителей в Темуко.

«В этом доме я занимал почти весь второй этаж. Прямо перед окном была река и множество звезд, которые, казалось, двигались. Я писал это стихотворение словно в бреду, как бы — что бывало со мною в жизни очень редко — ощущая себя во власти некоего космического опьянения. Я верил, что добился одной из поставленных целей»[196].

На слушателей произвело огромное впечатление, что зрелый человек так критически говорил о себе самом — юноше семнадцати-восемнадцати лет. В переписке, которую он вел тогда с уругвайским поэтом Сабатом Эркасти, Неруда говорил, что полностью распростился с юношескими иллюзиями.

Эркасти ответил ему, что заметил в «Пращнике» свое влияние.

«Для моего безмерного тщеславия этот ответ был как камень с неба»[197].

Неруда был совершенно растерян, так как по своей юношеской неопытности не понимал тогда, что главное не оригинальность, а самовыражение, которое достигается не без различных влияний.

Усвоив урок, Неруда возвратится к лично им пережитому, результатом чего станут «Двадцать стихотворений о любви и одна песня отчаяния». Это самое известное произведение Неруды, согласно статистике, его прочитало наибольшее количество людей. Однако его создатель радовался меньше, чем читатель, потому что эта книга не отвечала тревожившим его представлениям о великой поэзии.