Неруда - [187]

С любовью подготовленное издание первой части книги «Мемориал Исла-Негра» — «Там, где родится дождь» — в Италии появилось под общим заголовком «Итоги».

С 1962 года в «Себастьяне» поэт начинает борьбу против неминуемого: отправляется в долгий путь, в прошлое. Он заставляет машину времени вернуть его вспять, к началу дороги. «Мемориал Исла-Негра» предвосхищает в поэзии воспоминания «Признаюсь: я жил»; эти произведения — близнецы, но совсем не одно и то же. «Мемориал» охватывает пятьдесят восемь лет жизни поэта. В этой книге поэт начинает с самого начала, заставляет машину времени вернуть его в детство. Дорогу туда он забыл, но оставил, как это делают индейцы в лесу, зарубки, по которым находит обратный путь, хотя многие из них поглотил туман. «…Теперь, прожив уже немало, глядя на свое детство из Вальпараисо, из 1962 года, вижу лишь дождь и мрачные тучи».

Пусть тот, кто хочет узнать нечто новое о Неруде, внимательно прочтет «Мемориал Исла-Негра». Это книга прямая и прозрачная. В ней — почти все, что он помнит, ничто им самим не опущено.

В «Мемориале» Неруда часто возвращается к уже рассказанным событиям, но смотрит на них под иным углом зрения. На поэта влияют даль времен и расстояние, повторяемость прожитого и ностальгия по прошлому.

Неруда вновь подтверждает, каков он есть. Нет, сеньоры. Сеньоры — его враги. Мы не продаемся. Я не сдаюсь. Он вновь шлет проклятия тиранам Америки. В его собрании сочинений эта книга занимает почти двести страниц. И она не закончена. Неруде остается еще двенадцать лет жизни. Он, разумеется, этого не знает. Зато знает, что «будущее — это пространство». Он смотрит вперед. Все, что ему осталось, он проживет в полную силу… Ошибки? Да. «Я коплю ошибки песни моей». Но он хочет выдумать море на каждый день. У него есть сад с цветами, каких нет на свете. Этот сад — треугольный.

140. Между турком и испанцем

Некоторое время спустя Лосада выпускает «Мемориал Исла-Негра», и Неруда заявляет, что, когда писал его, преследовал несколько целей, в том числе ему хотелось именно так отметить свое шестидесятилетие. Когда знаменательная дата наступила, он добавил, что своей новой книгой сознательно вернулся к «Собранью сумерек и закатов», «к поэзии, в которой ощущается течение каждого дня. Хотя в этой большой книге, состоящей из пяти томов, есть биографическая основа, я стремился лишь передать в ней радость или горе каждого минувшего дня».

Четвертый том — «Охотник за корнями» — посвящен испанскому скульптору Альберто Санчесу. Имя скульптора тоже появилось вскоре на деревянных балках, поддерживающих потолок в баре дома в Исла-Негра, рядом с именем Хикмета. Они не походили друг на друга. Оба отличались высоким ростом, но Хикмет был вообще крупным человеком с голубыми глазами — в нем смешалась кровь Европы и Азии. Он обладал чудесным характером, искрился умом и добротой. Альберто, длинный и худой, с суровым лицом, был «настоящей скульптурой Кастилии». Этот костлявый человек напоминал дерево кастильского плоскогорья. Когда-то он был пекарем. Возможно, первая профессия и научила его создавать необычайные формы, произведения, которые не попадали в музеи скульптуры, как, например, «Птица моего изобретения». Этот смуглый, словно высеченный из камня испанец, чем-то напоминавший Дон Кихота, «должен был жениться, — говорит Неруда, — на женщине ясной и способной быть оруженосцем своего Дон Кихота». Так и вышло. Он женился на Кларе[193] Санче.

В Испании начала тридцатых годов творчество Альберто совершенно не понимали. Толедский крестьянин был своеобразным художником. Скульптуры Альберто ломали привычные представления. Его работы вместе с произведениями Пикассо и Миро украшали павильон республиканской Испании на Парижской выставке 1937 года. Там Пикассо выставил свою «Гернику», но, как вспоминает Неруда, люди изумленно замирали перед необычайным обелиском — Дон Кихотом без рук и без глаз, образом Испании, которая в то время находилась между жизнью и смертью.

Альберто вынужден был покинуть родину и уехать в Советский Союз. В Москве он делал декорации к фильму «Дон Кихот». В этом фильме за кадром звучит его голос, поющий старинные испанские песни.

Если мы с Нерудой оказывались в Москве одновременно, то всякий раз заходили к Санчесу либо в мастерскую неподалеку от университета, либо домой. Когда Неруда получил горестное известие о его смерти, он написал для «Сигло» две емкие, прочувствованные страницы некролога, достойные «великого Альберто Санчеса, болезненного и как бы окаменелого, костистого и железистого человека».

Однажды я, уже в который раз, оказался в Толедо. Нанес непременный визит в дом Эль Греко. Из сада виден не только весь этот единственный в своем роде город, но и его окрестности. В церкви Сан-Томе мы останавливаемся перед «Погребением графа Оргаса». Затем ищем другой толедский музей — музей Альберто Санчеса. И натыкаемся на закрытую дверь, что так вяжется со всем обликом этого человека, прошедшего по жизни почти неприметно, как незнакомец, узнать которого было нелегко. Но сейчас этот преобразователь основ, художник таинственный и ясный, «охотник за корнями», одна из скульптур которого дала название четвертой части «Мемориала Исла-Негра», заново открыт в родной Испании.