Непростые истории 5. Тайны ночных улиц - [50]

Они разожгли огонь в большом очаге и под завязку накачались шнапсом, чтобы унять дрожь. Это помогло, но не то, чтобы очень: Аксель ощущал тягучий, вяжущий страх. Страх неизбежного. Страх чуждого. Он был уверен: то же самое чувствует каждый из крохотного отряда. Это… странным образом роднило. Иногда страх скрепляет лучше любого известкового раствора.

«Может, именно это и позволит выжить. Страх и смерть смутьяна».

Тело буйного шотландца лежало тут же, под скамьёй, в дальнем углу зала. Аксель сам распорядился занести труп внутрь. Кто знает, какие духи могут в него вселиться там, снаружи? И чем это обернётся. Так что против распоряжения никто не возражал. Больше того: шестое чувство не обмануло Акселя: отряд действительно отныне был его. Работа Волдо? Надежда на то, что именно он, Аксель Бьерклуд, сумеет вывести их из дьявольского селения? Или принятие власти сильной руки? Война любит волков, не так ли? А правит волчьей стаей самый решительный и могучий. К сожалению, тоже лишь до поры. Пока не найдётся кто-то сильнее. Или пока вожак не совершит ошибку.

«А я её не совершу. Не теперь. Только не теперь».

Он лежал в узком гробу. Тело корёжило от невыносимой боли, выкручивающей каждую мышцу, проникающей в каждую кость. Выгибаясь дугой, он скрёб чудовищно длинными когтями стены деревянного короба, бился рёбрами о крышку, пытаясь превозмочь давящую толщу рыхлой земли. Пытался кричать, но в рот был вбит здоровенный камень, раздробивший в крошево передние зубы. Рыдая от бессилия, он понимал, что это — конец. Что никто не придёт на помощь, ведь мертвецам она не нужна. Мертвецам положен вечный покой, до самого Судного Дня, но что, если вместо покоя нужно терпеть бесконечную боль? Он снова попытался закричать, но в ссохшихся лёгких не было воздуха. Потом сжал мёртвыми деснами вбитый в горло камень, медленно, но верно дробя его в пыль. И лишь одна мысль пылала в голове: у мёртвых всегда достаточно времени для мести. Всегда.

Аксель вскочил с застеленной походным плащом скамьи. Сон. Просто сон. Пугающе яркий. Он чувствовал костяную и каменную крошку во рту. Чувствовал призрачные занозы под ногтями. Сон что-то значил.

«Не зря он столько лет ел свой саван. Не зря грыз собственные кости».

Вот оно. Вот что он видел.

За наглухо закрытыми ставнями надрывался мертвячий колокол.

— Волдо! — дремавший у очага наёмник вскочил, заполошено озираясь. — Веди сюда нашу… гостью. Время кое о чём её расспросить.

Без лишних слов головорез исчез в тёмном коридоре. Спустя пару минут вернулся, грубо вытолкнув на середину комнаты безучастную Элке.

— Вот она, герр капитан. Ведьма. То есть…

Волдо умолк, поймав один-единственный взгляд-намёк.

Ярко горящий огонь плевался горячими искрами, окрашивая дверь во двор в алый цвет.

«Чёрный. Я так хочу, чтобы был только чёрный цвет. Как ночь. Как уголь. Чёрный. Он несёт с собой сон и покой».

Мысль была словно чужая, но Аксель решил не придавать этому значения. Поправил мундир. Подтянул скамью поближе к центру зала. С некоторым усилием усадил на скамью девушку и сам присел рядом.

— Элке…

Никакой реакции. Чёрные глаза девушки смотрели мимо Акселя. Чёрные.

«Чёрный цвет. Чёрные глаза. Не только покой. Но и мрак. Ночь. Ведьма. Ведьма».

Аксель сосредоточенно потёр виски.

— Элке, послушай. Я не знаю, как, но в твоём городе на волю вырвался сам дьявол. Ты видела мертвецов. И я их видел.

Девушка молчала. За ставнями снова загудел проклятый колокол.

— Ты знаешь. Ты знаешь что-то. Про мертвеца, который жрёт сам себя. Кто он, Элке? Как он связан со всем этим дерьмом? Как?

Аксель почти кричал. Сейчас единственным путем к спасению было знание. По жестокой насмешке судьбы это знание было заперто в голове деревенской дурочки.

— Элке! Скажи мне!

Колокол внезапно замолчал. Зато с улицы донеслись новые звуки: громкое настойчивое царапание и испуганное ржание запертых в конюшне лошадей.

— Оставьте её, герр капитан, — тяжёлая рука Волдо легла на плечо. — Она или действительно ведьма, или её разум не здесь. Я знаю. Знаю про этого мертвеца.

Аксель удивлённо посмотрел на старого головореза. Нет, не было похоже, чтобы Волдо шутил.

— Нахцерер. Нахцерер, мать его. Вот как называется мертвый хер, что ест сам себя. Старая и дерьмовая легенда.

— Но что…

— Ничего, герр капитан. Тварь лежит в гробу и жрёт. Чем дольше жрёт — тем сильнее становится. И тогда вокруг начинается мор. Хуже того, судя по тому, что было в кирхе, этот нахцерер и в жизни был настоящим чудовищем. Я же рассказывал. «Библейские мистерии». Мёртвые дети.

Царапание с улицы стало громче. Аксель явственно услышал треск сухой древесины.

— Что-то ломится в ворота, капитан! Что-то чертовски большое!

Он проигнорировал истошный вопль. Что бы там ни было — оно подождёт. Сейчас главное понять. В этом залог спасения.

— Значит, нам не даёт покоя жрущий сам себя мертвец. Забавно.

— Было бы забавнее, если бы он жрал себя молча и не буянил. — Волдо нервно усмехнулся.

Опять громкий треск. Наемник бросился к двери. Аксель вскочил со скамьи, но в этот момент на его запястье сомкнулись девичьи пальцы.

— Его звали Михель. — Элке продолжала смотреть в никуда, но говорила чётко и внятно. — Михель из Нижней Голландии. Наёмник. Убийца, насильник и людоед.