Непростые числа - [4]

– Хорошо тебе, – ответила я, улыбнувшись. Крис бросил на меня взгляд, который спрашивал: «Где ты пропадала?» Такие у Криса глаза – они очень многое могут сказать, потому что сам он заикается.

– Привет, старуха! – кивнула Малин, заметив меня. От нее пахло шампунем и духами. Значит, она только что из душа и недавно пришла на работу.

Крис поднялся, мы пошли к колонне, взяли какао и пили его за нашим летним клубным столиком. Малин сидела рядом, подперев рукой подбородок.

– Здорово было сегодня в школе?

– Все в порядке, – ответила я и отхлебнула какао.

Крис сделал то же самое.

Все это не очень приятно. Тебя рвет прямо на парту в первый день в седьмом классе. Тебя вызывают к педагогу-психологу – я совсем не тот человек, который ходит к психологу. Ладно еще Тур Мартин и Крис, у которых шило в одном месте или слишком много воды внутри. Я размышляла об этом: некоторые люди постоянно болтаются повсюду, потому что у них полно воды внутри. Обычный человек состоит из воды на семьдесят процентов, я это прочитала в «Прекрасной жизни». А в Крисе, думаю, воды – процентов восемьдесят.

– П-п-п-почему ты н-н-не с-сказала, что тебя вырвало? – спросил он, когда мы ехали на великах домой по освещенной дорожке.

– Потому что мне пришлось идти к педагогу-психологу, – ответила я.

Он посмотрел на меня.

– П-п-п-полудурки и п-п-порос…

– Да! Но никому не говори про это. Никому на свете!

– Х-х-хорошо.

Он быстро моргнул. Никто не моргает быстрее Криса. Я чувствовала, как ветер треплет мне волосы, как хорошо пахнет в лесу, и знала, что Крис никогда никому не расскажет.

Мы проехали по мосту мимо черничной поляны. Крис зигзагом катался между фонарями. Вечером они загорались и становились похожи на луны.

На перекрестке возле станции переработки мусора Крис свернул направо.

– Пока! – крикнул он.

– Пока, Крис! – ответила я и повернула, объезжая канализационный люк.

Я покатила к Мёллевейен, затормозила у стойки с почтовыми ящиками и открыла тот, на котором было написано «Петтерсон». Он оказался пуст, я проехала еще двадцать метров и свернула к предпоследнему дому.

На лестнице – боже мой! – сидела Мелика и ждала меня! Я совершенно забыла про записку. «Возьми открытки ко мне после школы» – написала я, но это было до того, как меня вырвало и мне пришлось идти к медсестре и к психологу. Мелика улыбалась, хотя я опоздала. На коленях у нее лежал футбольный мяч, в руке были открытки.

– Привет! – сказала я, спрыгивая с велосипеда.

– Привет, – ответила она и поднялась. – С тобой все в порядке?

Я поставила велик и достала ключ от дома из зеленого цветочного горшка. Малин всегда его туда кладет, когда уходит на работу после обеда.

– Ну да, – ответила я. – В полном. Медсестра сказала, что я наверняка что-то не то съела.

Я не могла рассказать Мелике про число пи. Так не пойдет. Не могла рассказать, что меня затошнило при мысли о вещи, которая не заканчивается, а просто продолжается и продолжается в вечность. И я не могла ничего сказать про Стеффена, хотя она – моя лучшая подруга.

Мелика улыбнулась. Глаза у нее были коричневые, словно шоколад.

– Хорошо. Только не заболей, в среду ведь снова футбол начнется!

Именно на футболе мы и подружились. Шла весна, нам было по десять лет, и наша команда занималась на улице на гравийном покрытии, потому что у нас еще не было крытого зала в «Треугольнике». Шел дождь, тренировка началась, и вдруг на боковой линии появилась Мелика – девочка с блестящими волосами в шортах не по размеру. Еще она все время поднимала плечи к ушам. Я забила гол, потом еще один, и Мелика каждый раз хлопала в ладоши. Ямила и Кристине странно смотрели на нее. Ямила сказала Линн, нашему тренеру, что беженку тоже надо взять в игру. И Мелика присоединилась к нам. Она все время улыбалась, но, когда ей передавали мяч и кричали «приняла?», по-прежнему стояла на месте и смотрела по сторонам.

– Она не понимает норвежского, – сказала Кристине. – Я серьезно.

Так Мелика очутилась на скамейке запасных. Линн считала, что говорить по-норвежски – это преимущество, но я с этим не согласна: мы с Крисом прекрасно всю жизнь не разговариваем. И когда мы играли внизу у затона против Эйвинда, Марион и Тура Мартина, никто ничего особо и не говорил.

После тренировки Мелика пошла вниз, к освещенной дорожке, а я догнала ее на велосипеде. Она все время улыбалась.

– You good football[3], – сказала она.

Мы пришли к Мёллевейен, я думала, что она или заблудилась, или хочет пойти ко мне в гости, – и тогда она показала на самый последний дом.

– I[4], – сказала она, и я поняла, что она там живет. Мы соседи.

Мелика тренировалась с нами у затона всю весну и все лето, а осенью одна девочка в нашей команде заболела ветрянкой – и тогда Мелика вышла на поле в матче со «Смедбергом» и забила два гола. А у «Смедберга» в команде только высокие и крепкие игроки. Кристине и Ямила были в полном шоке.

Я открыла дверь, и мы прошли в коридор. Мелика стянула ботинки и бросила их как попало – Малин делала точно так же. Когда она прошла в мою комнату, я поставила ее ботинки в ряд вместе с остальными. И они не касались друг друга.

Я вошла к себе, Мелика уже сидела на кровати под картой мира. После того как я летом прочитала про Пита Хейна и гражданина мира, карта переместилась из коридора в мою комнату. Мелика выложила открытки на кровать. Две открытки из двух разных мест от Явида – ее старшего брата.