Неприкаянная - [30]

— Молоденьких девственниц они не трогают. Капитан не захочет терять деньги, и деньги немалые, — сообщила Ласка.

— Надежда на богов и хозяев дело, конечно, хорошее, но я предпочитаю надеяться на себя, — высказала я свою точку зрения на все происходящее.

Я очень вовремя закончила свои преобразования. Проснулась основная масса детей, и вот уже человек двадцать из тридцати один за другим присоединились к хоровому исполнению надрывного плача. Спустя какое-то время к ним добавились стенания матерей, а вслед за этим и крики наших тюремщиков. Спустя полчаса и сами они во плоти явились перед нами. Как они решили разобраться с этим вопросом? О, все очень просто. Врывались в клетки и начинали лупить тех, кто вызывал их недовольство. В итоге крику и плача стало в разы больше. Прекратилось все с приходом капитана. Стоя на ступеньках трапа, он гаркнул во все свое луженое горло, и наступила блаженная тишина. Ну как тишина… Заключенные и надзиратели притихли, а вот сам капитан жутко разорался.

— Вы что здесь устроили, придурки? Вам что было велено? Быстро вытаскивайте из клеток с десяток подростков и заставьте их опорожнять ведра с дерьмом, таскать воду и еду. Если хоть кто-нибудь сдохнет за время пути по вашей вине, сами займете их место. Вас для чего взяли в долю? Для того чтобы вы следили за товаром и заботились о его сохранности. Так начинайте же наконец соображать своими пустыми головами!

После его указаний матросы забегали. В наши клетки принесли воду и баланду, по-иному принесенное варево назвать было нельзя. И если воду можно было пить прямо из ведра по очереди, то так называемую еду нужно было как-то разделить. А как? Начались драки, причем как в клетках, где сидели мужчины, так и в клетках, где были только женщины и дети. Ор, который поднялся вследствие этого, во много раз превышал утренний. Как оказалось, надзиратели забыли раздать людям приготовленные специально для этого небольшие металлические миски, да и раздавать пищу должны были сами, не пуская это дело на самотек. В итоге только в нашей клетке все прошло гладко и спокойно. В остальных же как минимум половина остались голодными до следующего приема пищи. Пища оказалась именно баландой, и только мысль о том, что голодание приведет к потере сил, помогло мне проглотить то, что нам всем предложили. Эта дрянь больше всего напоминала помои. Лично мне помогли уроки выживания, которые преподавал мне сэнсэй, а вот Рада, Ласка и Марика так и не смогли побороть отвращение и не проглотили ни глотка. Вряд ли они продержатся долго. Голод делает с человеком страшные вещи, и выдержать пытку голодом могут немногие.

Больше всего в этой ситуации страдали дети. Маленькие никак не могли успокоиться. Плач стоял весь день, и к вечеру команда корабля была просто в бешенстве. Выход опять же придумал капитан. После его очередного командного рыка в трюме начались перестановки.

Детские клетки открывались одна за другой. Детей от трех до десяти лет, младше не было, выводили в проход между клетками, где содержались женщины, спрашивали: — Чей? — В ответ почти всегда раздавался крик: — Мой! — И счастливец отправлялся в объятия матери, а в проход уже выводили следующего. Но везло не всем. Некоторых детей не опознали, и именно в этом случае следовал другой вопрос: — Кто возьмет? — К моему удивлению, желающих оказалось очень мало, и маленьких отказников возвращали на место. Недоумевая, я повернулась к своим соседкам и одними губами спросила: — Почему? — Меня поняли. Ответ я получила от Марики:

— Если ребенок во время пути умрет, отвечать придется той, что взяла на себя ответственность за чужого ребенка.

Возмутиться я не успела. Рядом со мной громко вскрикнула Рада и рывком прижалась к прутьям клетки. Слезы градом текли из ее глаз. Руками она пыталась достать маленького мальчика, стоящего довольно далеко от нашего места обитания. Но вот стукнула дверца нашей клетки, и испуганный зареванный малыш оказался в объятиях своей матери. В нашей клетке прибавился новый жилец. Следующий мальчишка лет пяти, оказавшийся в проходе между клетками, отчего-то показался мне знакомым. Большие синие глаза блестели от невыплаканных слез, но ни один звук так и не сорвался с его губ, хотя маленькое тельце сильно встряхнули, выталкивая вперед. Густая копна черных как смоль волос беспорядочно вилась крупными кольцами вокруг его головы. Подрагивающие губы были крепко сжаты, и подбородок упрямо выдвинут вперед.

— Мой! — услышала я собственный голос и уже в следующее мгновение осознала свое положение. Сказать, что я удивилась собственным действиям, это ничего не сказать, но вот она я, стою, прижавшись к прутьям, и протягиваю руки к малышу.

Слава богам! Никто не стал выяснять степень нашего родства и обращать внимание на возраст. Только женщины, окружающие меня, смотрели с недоумением. Вопросы посыпались, стоило только стражнику втолкнуть мальчика в нашу клетку и отойти.

— Ну и кто он? — скептически поглядывая на меня, буквально вцепившуюся в ребенка, спросила Марика. — Ты же вроде бы ничего не помнишь?!

Пришлось отвечать.

— Он мой! Точно мой! Я чувствую!