Непрерывность - [94]
Полина Ивановна, и вы здесь! Как хорошо! Поздравляю вас!
Р ю м и н а. С чем это?
К л е н о в. Лена защитила диплом! С отличием! Завтра прилетит!
Р ю м и н а. Уж и завтра?
К л е н о в. Договорились. Завтра в шесть она будет здесь. Давайте устроим ей, чтоб хорошо было, а? Пир!
Х р о м ч е н к о. А что? И сами.
К л е н о в. Ну конечно!
Р ю м и н а. Господи… Неужели Ленка?.. У Рюминых… (Закрывает лицо руками.)
К л е н о в. Что с вами, Полина Ивановна?
Р ю м и н а (утерев глаза рукой). А, так!.. Катерина!
Появляется К а т я.
Неси моченых яблок и капусты квашеной. Уж когда гулять, так…
Х р о м ч е н к о (начинает перечислять, как метрдотель по закускам). Заливной поросенок, карп, запеченный в сметане, шампиньоны в сметане, утка с яблоками в брусничной подливе…
Появившийся меж тем М а т в е е в расставляет на столе бутылки. Катя и Полина Ивановна образуют некое челночное движение с тарелками и блюдами, которым как бы дирижирует Хромченко.
Кулебяка с рыбой, кулебяка с мясом, кулебяка с капустой, селедка, грузди, огурцы и помидоры соленые. А как сядем, так будут горячая картошка и пельмени. Понял? Поважней царского стол!
М а т в е е в. И всех дел-то, чтоб пожрать. Ну, дикость!
Х р о м ч е н к о. Молчи, укушенный! Дикость! Много ты в чем понимаешь!
Р ю м и н а. Чего не идет-то? Уж седьмого начало.
К л е н о в. Сейчас… (Подходит к телефону, набирает номер.) Аэропорт?.. Скажите, пожалуйста, пятьсот семьдесят первый прибыл?.. Час назад? Спасибо… Ну вот, значит, с минуты на минуту…
К а т я. С дороги разве ж это сразу — умыться, переодеться, марафет.
Р ю м и н а. Слова узнали.
Х р о м ч е н к о. Хуже нет у накрытого стола сидеть.
М а т в е е в. Не говори. И есть не хочется, а слюна идет.
К а т я. Современной женщине на туалет нужно время.
Х р о м ч е н к о. Не за счет других только.
М а т в е е в. Гибель — ждать и догонять.
К а т я. Может, я сбегаю, в чем дело?
Р ю м и н а. Сиди.
К л е н о в. И вдруг во мне будто щелкнуло какое-то реле — до этой секунды я еще не знал, а с этой секунды уже знал. И Полина Ивановна знала, я это понял.
М а т в е е в. Пятьдесят восьмой мне. Вчера врачиха первый раз лекарство прописала — давление, говорит. Выходит, однако, и мой срок подошел.
Х р о м ч е н к о. Срок каждому определен. Лучше его не знать. И чтобы враз, не мучиться. А до того — и вспоминать про это не хочу, что отпущено, пусть мое будет.
М а т в е е в. Это-то да. Только я не от себя завишу, мне успеть…
К а т я. А в прошлом году, помнишь, мама, я стала мыться, а…
Р ю м и н а. Помолчи.
К а т я. Нет, я к тому, что…
Р ю м и н а. Помолчи.
К л е н о в. Она знала, она не могла не знать. И я знал.
Х р о м ч е н к о. А может, сами пока для сугрева, как говорится? Семеро одного не ждут.
М а т в е е в. Ну уж, нет.
К а т я. Странное какое-то напряжение, ну мало ли…
К л е н о в. Она говорила, а я знал.
Р ю м и н а. Ты умолкнешь, наконец, Катерина?
К а т я. Но ведь так сидеть и вовсе… хоть какие-то… хоть кто-то по-человечески…
К л е н о в. И Катя знала. Конечно! Может быть, даже Катя узнала это первой.
М а т в е е в. Тебе сколько лет, Катя?
К а т я. Двадцать.
М а т в е е в. Моей меньше было на год, девятнадцать было. Тоже Катей звали.
Х р о м ч е н к о. Дочь?
М а т в е е в. Этого не довелось. Любовь.
Х р о м ч е н к о. У тебя любовь? Да ты ж бирюк урожденный.
М а т в е е в. С этим не родятся, такими делаются, Маня. Жизнь, однако, делает.
К а т я. А что с ней? Почему вы о ней в прошедшем времени?
М а т в е е в. В прошедшем и есть. Все в прошедшем…
К л е н о в. Теперь и он знает.
М а т в е е в. Как я ее любил, Вася, навряд вообще возможно.
К л е н о в. Да, знает.
М а т в е е в. Раз на пасху перепились здорово в деревне. Гляжу, чего-то Кати не видно. Пошел искать. Возле ихней стайки, вижу, Иван, сосед ихний, ломает ее, руки заворачивает. Ну, я ему… Словом, получил год. Убежал с дороги. Тут же словили, надбавили. Обратно убежал. Короче, пять раз бегал, до нее так ни разу и не дошел, а СОЭ схлопотал.
Х р о м ч е н к о. Это что такое?
М а т в е е в. Статья была такая — социально опасный элемент. На всю катушку.
Х р о м ч е н к о. Чего ж ты бегал-то, как малахольный?
М а т в е е в. Сказать я ей должен был, что верю ей, понимаешь? Что и мать моя расчудесная веры моей не изменила. Не дошел. На письма мои ответа не было, а я и не знал, может, и не доходят. Однако в пятидесятом меня из зоны вывели, а в пятьдесят четвертом и вовсе, с поселения тоже, в общем чисто. Приехал я к себе…
К а т я. Ну?..
К л е н о в. Вчера, возможно, и я спросил бы, что дальше. Сегодня я это знал.
М а т в е е в. Приехал… Ничего нет… Даже дом, как у чумного какого, спаленный…
К а т я. А Катя?
М а т в е е в. Катя… Через месяц, как меня взяли, за Ивана вышла Катя… Слышь, Василий, сегодня сварщики там у нас дно у отстойника варят. Погляжу, однако, не напортачили бы чего…
К л е н о в. И он не прощаясь вышел…
Х р о м ч е н к о. Сколько ж у него крови нескапанной на сердце… запеклось…
К л е н о в. И тут Полина Ивановна поднялась…
Р ю м и н а. Ты, Василий Андреич…
К а т я. Мама!
Р ю м и н а. Умолкни.
К а т я. Прошу тебя, мама!
Р ю м и н а. За сестрицу стыдишься? Не стыдись! Она-то что, как корова, — куда пригнали, туда и пришла. Может, хоть теперь ты, Василий Андреич, кой-чего поймешь… и о себе… и о людях. А меня… извини… Пошли, Катерина…