Непрерывность

Д ж о р д а н о  Б р у н о  Н о л а н е ц — беглый монах, ученый.

М а р и я  О р и э л л и — женщина из Неаполя.

И н к в и з и т о р  в  В е н е ц и и, }

в  Р и м е } — один актер.

Д ж о в а н н и  М о ч е н и г о — венецианский дворянин.

Ф е д е р и к о  К о н т а р и н и — прокуратор Венеции.

Д ж а м б а т и с т а  Ч о т т о — книготорговец.

П е р в ы й }

В т о р о й }

Т р е т и й }

Ч е т в е р т ы й } — ребята на все руки: у нас они будут слугами в домах Мочениго и Марии, монахами, членами трибунала Святой службы, палачами, стражей инквизиции и мастерами-портными.

Старт космической ракеты. Усиленный динамиками, гремит голос, начавший отсчет: «Пять, четыре, три, два, один… Пуск!» Мощные струи вырываются из сопел двигателя, сотрясая в нетерпении устремленный в небо корпус. Вот ракета оторвалась от земли, зависла, начала медленно подниматься. Сквозь грохот двигателя из темноты сцены доносятся голоса.

П е р в ы й  г о л о с. Эй! Что там полыхает под этой штукой?

В т о р о й  г о л о с. Костер, в котором сожгли Джордано Бруно.

На авансцене появляются  ч е т в е р о — с л у г и  в доме Мочениго. Садятся в кружок на пол и начинают играть в кости.

П е р в ы й. Сейчас осень. Осень 1591 года.

В т о р о й. Венеция.

Т р е т и й. Палаццо мессера Джованни Мочениго, сына светлейшего Марко Антонио.

Ч е т в е р т ы й. А мы слуги в этом доме. Бессловесные.

В т о р о й. Имей совесть — кормимся, и слава богу.

П е р в ы й. Ага. Значит, иметь совесть — это иметь жратву. Я люблю точность.

Ч е т в е р т ы й. А по-моему, иметь совесть — значит не иметь жратвы. Я люблю честность.

В т о р о й. Нет. Иметь совесть — значит иметь жратву и помалкивать об этом. Я люблю скромность.

Т р е т и й. Ну, а я люблю жратву и потому считаю, что иметь совесть — значит помнить, из чьих рук жратву получаешь.

Появляется  Ч о т т о.

Ч о т т о. А вы по-прежнему все философствуете, бездельники?

С л у г и. Здравствуйте, доброго здоровья, с приездом, синьор!

Ч о т т о. Здравствуйте, здравствуйте. Хозяин дома?

П е р в ы й. У себя.

В т о р о й. В малой зале.

Т р е т и й. У него духовник фра Джованни Габриэлле де Самоццо и светлейший Федерико Контарини, прокуратор Венеции.

Ч е т в е р т ы й. Обсуждают мировые проблемы. Мыслители.

Ч о т т о. Ну-ну, спасибо… (Уходит.)

П е р в ы й (ему вслед). Он стоит полтора миллиона.

Т р е т и й. Что за фамильярность? Не он, а синьор Джамбатиста Чотто.

В т о р о й. Книготорговец.

Ч е т в е р т ы й. Пройдоха.

Уходят.

Комната в доме Мочениго. М о ч е н и г о, К о н т а р и н и  и  И н к в и з и т о р. Входит  Ч о т т о. Мочениго, увидав его, вскакивает и бросается навстречу.

Ч о т т о (ко всем). Добрый день!

М о ч е н и г о (схватив обеими руками руку Чотто; в тоне его первой фразы скорее вопрос, чем приветствие). Со счастливым возвращением, Чотто.

Ч о т т о (мягко освобождая руку). Благодарю вас, мессер Мочениго.

М о ч е н и г о (настойчиво). Какие новости привезли вы нам?

Ч о т т о. Хорошие, как всегда. (Как бы давая понять Мочениго неуместность делового разговора.) Святой отец! Благословите вечного странника. (Подходит к духовнику, опускается перед ним на колени и целует протянутую руку.)

Тот осеняет его крестом.

Я слышал, что вас назначили верховным инквизитором. Поздравляю.

И н к в и з и т о р. Разве поздравили бы вы отца своего, когда б назначили его верховным чистильщиком выгребных ям? Спору нет, это нужно, но… тяжек будет мой труд.

Ч о т т о. Все зависит, святой отец, от отношения к запахам. Я помню…

И н к в и з и т о р (смеясь, перебивает). Я привык к ладану, сын мой.

Ч о т т о. Тогда все обойдется, святой отец… А мессера Мочениго вы, стало быть, бросаете?

И н к в и з и т о р. То есть?

Ч о т т о. Кому же он теперь будет исповедоваться?

И н к в и з и т о р. Покуда я жив — мне.

Ч о т т о. В таком случае за грехи мессера Мочениго я тоже спокоен. В моей Венеции все слава богу, как я посмотрю. О других местах такого не скажешь. (К Контарини.) Кстати, ваша светлость, я привез вам приветы от всех ваших знакомых из Лондона, Парижа, Тулузы, Женевы, Франкфурта-на-Майне и Праги. (Хотя Чотто обращается к Контарини, адресованы его слова явно к Мочениго, и тот это понимает.)

К о н т а р и н и. Ого! Ради этих приветов вы объездили всю Европу. Благодарю вас, синьор Чотто!

Ч о т т о. Не за что. У меня был свой интерес в поездке.

М о ч е н и г о (несколько более заинтересованно, чем предполагает предмет разговора). И вы успели в нем?

Ч о т т о. О да! Я человек дела, а не турист. Я пускаюсь в путешествия лишь при условии, что могу на них заработать.

И н к в и з и т о р. Что же вы искали, сын мой?

Ч о т т о. Зарубки на песке, святой отец, слова в воздухе.

И н к в и з и т о р. Что это?

Ч о т т о. Человеческая память.

М о ч е н и г о (вновь выдавая себя). И вы сумели проникнуть в нее?

Ч о т т о. У меня был свой интерес, мессер Мочениго.

К о н т а р и н и. Понятно — синьор Чотто искал, по-видимому, какую-то редкую книгу.

И н к в и з и т о р. Зачем?

К о н т а р и н и. Чтобы переиздать ее и продать с выгодой. Верно, а?

Ч о т т о (удивленно)