Непрерывность - [3]
М а р и я. Я и теперь трусиха. Люди ведь редко меняются, Джордано… Говорят, любовь делает человека сильным и смелым… Неправда. Отнимает она смелость. Если и была, то отнимает… Господи, как я дрожала за тебя. Ты ведь такой глупый. Ничего не понимаешь — ни жизни, ни людей.
Б р у н о. Ну вот, на́ тебе! Договорилась!
М а р и я. Конечно… Умный человек умеет промолчать… Ты не умеешь.
Бруно смеется.
(Жалобно.) Джордано…
Б р у н о. Что, родная?
М а р и я. Джордано, я хочу тебя поцеловать…
Бруно стремительно подходит к Марии.
(Целует его в лоб и задерживает на мгновенье.) Поклянись, что больше никогда не оставишь меня. Что бы ни было.
Б р у н о. Разве можно стремиться что-нибудь удержать в наше время?
М а р и я. Это придумали лицемеры. Они хотели удержать, просто не смогли.
Б р у н о. Но я лист, гонимый ветром.
М а р и я. Вокруг тебя одни враги, Джордано! Никто не умрет за тебя… Кроме меня.
Б р у н о (пытаясь обратить все в шутку). Женщина! Всего девять дней, как ты здесь, а я уже чувствую себя семейным человеком. Угомонись, покуда я не взял в руки плетку.
М а р и я (не принимая шутки). Я никогда не учила тебя, Джордано, что делать, когда и как. Мне всегда казалось, что все, что ты делаешь, правильно.
Б р у н о. И что, больше не кажется?
М а р и я (со слабой улыбкой). В том-то и дело, что кажется… Но я старею, к сожалению.
Б р у н о. Ты самая красивая и умная. Черт меня побери, если не так! У нас еще все впереди, родная!
М а р и я. Боюсь, что для меня твой оптимизм воплотится во что-то реальное слишком поздно.
Б р у н о. Э! Лучше немного позже, чем немного хуже.
М а р и я (смеется). Господи! Ничего с тобой годы не делают. Ничего! Смотри, Джордано, лопнет мое терпение.
Б р у н о. Угрозы?!
М а р и я. Возьму и выйду замуж.
Б р у н о. Шантаж?!
М а р и я. Ты знаешь, что однажды я была уже близка к этому? А?
Б р у н о (смеется). Ну, дружочек, «умирает» еще не значит «умер». Как сказал один святой отец: «Когда умрет, устроим погребенье».
М а р и я. Не слишком ли вы уверены в себе, синьор учитель? И самонадеянны. Видно, не так уж вам было плохо, как я думала.
Б р у н о. Еще Вергилий в «Георгиках» писал: «К концу похождений и я не могу удержаться от смеха…»
М а р и я. Знаешь, было время, когда я старалась не видеть людей. Сил моих не было смотреть на них. Мне казалось, что я убью любого, кто попробует ко мне подъехать… И каждую ночь был один и тот же сон — ты лежишь на какой-то соломе, и вся нога у тебя объедена крысами.
Б р у н о. Каждую ночь?
М а р и я. Каждую ночь.
Б р у н о. Крысами?
М а р и я. Крысами.
Б р у н о. Фи, какая гадость! Я бы переменил постель.
М а р и я. Дурак!
Бруно хохочет.
Дурак и распутник! Пока я так терзалась одна-одинешенька, ты таскался по проституткам.
Б р у н о. Синьора! Проституция в Италии имеет свои статусы, законы и привилегии. Никто не лишен права ходить к этим жрицам любви…
Входит К о н т а р и н и.
К о н т а р и н и. Быть может, я не ко времени? Прошу прощения. Некого было послать вперед, предупредить. Весь дом пуст, как колокол.
Б р у н о. И я в этом колоколе, должно быть, язык, которым звонят. А вы — веревка, которой язык раскачивают. Добрый день!
К о н т а р и н и. Добрый день, синьор Бруно.
Мария порывается уйти, но Бруно ее задерживает.
Б р у н о. Куда, Мария? Ты у себя. Принимай гостя. (К Контарини.) Позвольте представить — Мария Ориэлли, моя покровительница и наставница. Его светлость Федерико Контарини патриций не только по крови, но и по кошельку, интеллектуальный лакомка, причем подозреваю, что для большинства его вкусы представляются извращением. Во всяком случае, ежедневные пиршества с синьором Бруно на десерт набили, по-моему, основательную оскомину друзьям его светлости.
К о н т а р и н и (смеется). Какая скромность!
М а р и я. Какая гордыня!
К о н т а р и н и. Бога ради, не слушайте его, синьора Ориэлли. Я самый обыкновенный, самый пошлый богач, который всю жизнь не знал, как распорядиться своими деньгами и своим временем. Только и всего.
Б р у н о. Не так уж мало, нет, нет, совсем не мало. Обычно кто больше имеет, больше хочет и меньше пользуется. Вы, ваша светлость, почти исключение…
М а р и я. А почему мы стоим?
Б р у н о. В самом деле… Господь благословил сидящего.
Усаживаются.
К о н т а р и н и. Вся Венеция, синьора, я имею в виду, разумеется, свой круг, уже говорит о вашей необыкновенной красоте. Признаться, мой визит отчасти был вызван и этим соображением.
М а р и я. Вы очень любезны.
К о н т а р и н и. Но, право же, все слухи о вас бледнеют рядом с вами.
Б р у н о. Что сталось бы с прекрасным, когда б копии превзошли оригиналы?
К о н т а р и н и (задохнувшись от восторга). Синьор Бруно! Чего ради вы торчите в доме у этого болвана?.. Прошу прощения — у Мочениго. Ничему он не научится. Переезжайте ко мне. Ни с каким ученьем я к вам лезть не буду: иллюзий у меня на свой счет нет. Будете спокойно работать, а появится свободная минута, да и желание — мы сможем без помех беседовать, общаться, черт возьми!.. Н-да.
Б р у н о. Благодарю.
М а р и я (после паузы). А зачем это вам, ваша светлость?
К о н т а р и н и. Ах, синьора! Имея возможность постоянно видеться с вашим… э-э… Вы не цените своего счастья, синьора.