Непрерывность - [35]

Ф е к л а. Да любой из нас, если по-честному, так же скажет.

Г а л я. Не знаю, по-честному, не по-честному, а мне лучше Алеши никого на свете не надо.

П и р о к с. И правильно! Значит, любишь! Мне мама говорила: если любишь человека, лучше его не бывает.

Ф е к л а. Мама говорила! Эх, родной, да это счастье, то, о чем тебе мама говорила! Знал бы только, как оно редко кому перепадает…

Р а я. Да, редко.

Б о р и с. Короче, я так вас понимаю, ребята, что мое предложение опять тупиковое, куда-то не туда.

Р а я. Туда, туда, товарищ Борис, туда, раз в нем речь о доброте — значит, все правильно! Мне только кажется, что нам необходимо сам подход к обсуждению пересмотреть. Ведь мы почему спорили? Потому, что вопрос ставили так — кто лучше, кто хуже. Отсюда и недоверие и все остальное. А зачем нам разбираться, кто лучше, кто хуже, когда они все замечательные! И выбирать мы никого не выбираем, здесь не парламент. Просто каждый что знает и помнит о них хорошего, пусть расскажет. Не идиоты же мы и не подлецы, верно? Сумеем же мы понять, что к чему? А?

П и р о к с. Или! Обязательно сумеем!

Ф е к л а. Хотелось бы. В общем я поддерживаю.

Б о р и с. Я тоже, полностью.

Г а л я. Мудрая ты, Рая. А может, просто добрая, и поэтому?..

П и р о к с. Да какая тебе разница, Валь, почему? Нашел человек золотое слово — скажи спасибо!

Г а л я. Сначала попробуем. Я только сейчас поняла: жизнь — это непрерывная цель попыток… (Улыбнувшись.) с Олей однажды попала в историю. Мы с ней пошли к Максу, румыну однорукому, помните его?

Ф е к л а. Еще бы! Он ведь правую руку потерял от взрыва, когда бомбу в подполье делал. А я с ним был. Как уцелел — вообще чудо!

Г а л я. Вот этот Макс. Он нам обещал гранаты лимонки. Пришли — правда, дает нам плетеную корзину, сверху тряпка. Взяли мы ее с Олей за ручку, идем. Прошли Болгарскую, почти всю Запорожскую, уже к углу Госпитальной приближаемся, вдруг дно у корзины — бемц! — и лимонки все на тротуаре. Макс выхватил из кармана браунинг и держит его в левой руке, я ползаю по тротуару, гранаты собираю, а Оля тут же, не растерялась, кинулась в бакалейную лавку, рядом, два шага… Там торговка, которая все видела, так Оля ей деньги в руку и купила новую корзинку. Переложили лимонки, а их штук двадцать, и взрыватели, накрыли тряпкой. Макс револьвер в карман, идем дальше. Вартовой, который на посту стоял в метрах тридцати, видел, конечно, и Макса с револьвером и нас, — ни слова, даже отвернулся. Скорее всего побоялся вооруженного Макса…

П и р о к с. А как Оля листовки французам всучивала — обалдеть!

Ф е к л а. Мы с Раей в то время в катакомбах находились, когда их печатали там.

Р а я. Как все это было сложно вначале — с листовками, с газетами. У частников печатали, за деньги!

П и р о к с. Да эта рвань любую нелегальщину печатать будет, лишь бы платили!

Г а л я. Не всегда. Раз мы с Олей пришли к одному, а он набор рассыпал. «Не хочу, говорит, из-за вас садиться, и денег ваших не надо!» А Оля спокойно так вынула револьвер — и ему к животу: «И теперь все еще не хотите?» — «Что вы, говорит, мамзель, уже хочу!» И все сделал.

Ф е к л а. Не знал за Ленкой такой хватки.

Г а л я. А что мы раньше вообще о себе знали?

П и р о к с. Это точно. Если б кто три года назад моим корешкам сказал, что будет такой Пирокс, большевик-подпольщик, я думаю, придавили бы его, как за глупую шутку.

Ф е к л а. А Мотя?.. Белошвеечка… «Что изволите, мадам?.. Как прикажете, мадам!»

Г а л я. А что я знала про Олю три года назад? Что есть такая девочка Лена и ее пирожки с луком славятся на всю Молдаванку.

Р а я. А то, что мы услышали здесь о Гене? Разве это не чудо?

П и р о к с. Хотите, смешной случай расскажу? Прошлый год это было, перед восстанием. Велели Алеше собрать дружину. Собрал. А кормить их надо чем-то. Пошли мы с ним на колбасную фабрику. Хозяин: «О, молодые люди любят колбасу? Ешьте на здоровье!» Взяли десять пудов, дали расписку. На другой день опять надо, народу-то прорва. Идем. «Как, вы еще хотите? Нет, уважаемые, на этот раз поешьте чему-нибудь другому!» Алеша семафорит — Геньку сюда. Приходит Генька, чин чинарем, со скрипочкой, играет. Хозяин увидел: «Как? И этот юноша с вами? Я же его знаю, как родного, он играл на свадьбе у моей сестры. Так вы не налетчики? Так имейте свою колбасу!» Взяли двадцать пудов, дали расписку. А на другой день после восстания приходит хозяин-то прямо в райком, как к себе домой. Расписочки в руках, рот к ушам подвесил, улыбается. «Вот ваши расписочки, денег мне не надо, имею к вам интерес получить только одну маленькую бумажку с печатью, что добровольно вам помогал на то, чтобы бороться за эту власть!» Посмеялись, но дали. А Генька ему еще от себя поиграл. Очень уж колбаса вкусная была…

Все смеются.

Резкий стук в дверь — ничего общего с условным. Борис, Пирокс и Фекла мгновенно выхватывают из карманов пистолеты — движение непроизвольное, инстинктивное. Осознав это, Борис, с улыбкой пожав плечами, убирает оружие и направляется в прихожую. Все в напряжении ждут. Борис открывает дверь и выходит, через некоторое время появляется вновь, стремительно проходит к конторке, открыв ящик, вынимает из него деньги, идет с ними в студию.