Непрерывность - [34]
Р а я. Вы что, с ума сошли, ребята? Разыгрывать жизнь?
Ф е к л а. Или смерть. Ну ладно Галя — она сейчас, как говорится, за любую соломинку цепляется, но от тебя, мужик, я не ждал.
Г а л я. У вас есть другие предложения?
Б о р и с. Есть… На одну минуту, на один коротенький миг направьте, братцы, все силы души — знаете куда? — вспомните детство…
П и р о к с. Опять понты и покупка? Детство… Что я там имел? Баня раз в месяц — праздник. На завтрак мать покупала одну селедку, резала на семь долек, и еще пара дынь… Летом хорошо — спал во дворе, под окнами, можно было сгонять куда хочешь, никто не видел, с корешами до утра трепались, рыбалка…
Р а я. Как я устала, кто бы знал, как… Спасибо тебе, умный человек, за эту минуту отдыха… за глоток доброты… Кого было больше в моем детстве, мамы или папы?.. Нет, пожалуй, оба одинаково… Мама, такая красивая всегда, всегда в светлой кружевной блузке, от которой так вкусно пахло чистотой… Папа, подтянутый, ироничный, обо всем на свете может рассказать… И каждое воскресенье гости, допоздна спорят и говорят о природном праве человека быть свободным. А я сижу между папой и мамой, и меня никогда не прогоняют…
Ф е к л а. Да было ли оно у меня, детство это самое?.. Хотя, конечно, по годам было… Мать — сколько помню, руки красные, в трещинах — все учила: будешь портным — всегда при куске хлеба будешь… Отец, как все грузчики, после работы носил котелок. В пятом году вернулся, а котелок прострелен. Так и хранили «котелок пятого года»… А в семнадцатом, когда собрались участвовать в восстании — отец, Васька и я… Мать провожала… «Идите, только не приносите дырки в пальто. Мы с Ленкой вас ждем…» Меня-то дождались, а их… Но это уже не детство…
Г а л я. Вспомните детство, вон куда крутанул… Разве я могу сейчас, кроме Алеши, о чем-то?.. Хитрый, будет агитировать… Был у меня уже агитатор, самый первый — отец… «На доме висит доска — дом построил архитектор Пупкин. А ведь он его не один строил. Приказчик тоже говорит: я нагрузил корабль. Видал грузчика? А студенты вона какие революционные все, а станет адвокатом, где его искать? На вид-то вполне политический, а по существу — гнида…» Как он сердился, когда я после работы по ночам занималась. «Не бога за бороду лови, доченька, а жизнь!..» Поди поймай ее…
Б о р и с. Я толкнул их на дорогу памяти, дал им минутную передышку, а себе не могу позволить даже этого. Моя память — сводки, шифры, пароли, рапорты. «В час ночи к воротам морга со стороны Валиховского переулка подъехал большой автомобиль, в нем находилось несколько офицеров-деникинцев. На звонок вышел дежурный. Один из офицеров спросил, здесь ли принимаются трупы. На утвердительный ответ он сказал: «Ну, слава богу, а то мы уже больше часа ездим по городу, а трупов наших нигде не хотят принимать». Вопрос дежурного: «Где же трупы и сколько их?» Ответ: «Сейчас будут, отойди в сторону». После этих слов из автомобиля были выведены три человека, поставлены к стене и тут же расстреляны…» Вот моя память…
Общий какой-то раскрепощенный вздох. У всех посветлевшие и чуть отрешенные лица.
Р а я. Остановись, мгновенье, ты прекрасно!.. Хорошо-то как… Неужели это никогда больше не вернется?..
Ф е к л а. Не вернется… Хотя вообще может… в наших детях.
Г а л я. Не должно к нам в детях ничего возвращаться. В детях мы продолжаемся.
П и р о к с. Какая ты умная, Валька! Я б так здорово ни за что не сказал… Конечно — продолжаемся, иначе разве узнал бы человек так много.
Г а л я. Ну, положим, на тебя-то глядя, это не очень заметно.
П и р о к с. Да ладно тебе надсмехаться… Я вот сейчас, братцы, о другом подумал… Нельзя нам звереть друг на друга, никогда. Вообще никогда. Ведь если те, кто после нас, — наше продолжение, что они продолжать-то будут?
Р а я. Как это правильно, Пирокс, ах, как правильно! Я тоже все время об этом думаю. Мы идем через жестокость и ненависть, уверена, из них ничего не произрастает, от них мертвеет все!
Ф е к л а. А из чего произрастает?
Р а я. Из любви! Только любовь и доброта плодотворны!
Ф е к л а. И что мы из любви получим сегодня, сейчас?
Г а л я. Боль…
П и р о к с. А я по-другому думаю, Валя. Ты же сама точнее всех сказала — продолжение. А ради этого стоит подраться.
Г а л я. Как? С кем? Пирокс, миленький, сейчас-то что мы будем делать?
Б о р и с. Знаете, я слушал вас, ребята, и подумал: ну, хорошо, мы вот — разные здесь все, такие, сякие — будем жить, так уж сложилось, повезло, не знаю. И многие другие — хорошие, плохие, всякие — тоже будут жить. Но в принципе-то мы способны сформулировать, каким мы хотим видеть человека, ради которого разгребаем все эти годы окружающий нас кошмар? Какие люди должны быть в обществе, о котором мы мечтаем? Может быть, это поможет нам выбрать?
Ф е к л а. Кого? Идеального человека? А где вы их видели?
Б о р и с. Нет идеальных людей, я понимаю. Но есть наши представления об идеале! И есть возможность трезво оценить, кто и насколько соответствует этим представлениям, хотя бы в каком-то приближении.
П и р о к с. Наверно, это очень здорово, то, что вы предлагаете, товарищ Борис, только я вот, к примеру, ничего в этом не смыслю. Наш человек или не наш — пожалуйста, скажу. А вот идеальный или еще какой — это чтобы да, так нет.