Непрерывность - [28]

Б о р и с. Почему мы узнаем об этом только теперь, почти через год?

П и р о к с. Побоялся я тогда рассказать.

Г а л я. Ты!.. Ты!.. Знаешь, кто ты? Сколько их тогда таскали, а ты?

П и р о к с. У каждого свидетели были, где и что, и я про это знал, мне Алеша сказал. А меня из партии могли!

Р а я. Справедливо было бы.

Ф е к л а, За такое и теперь не поздно.

П и р о к с, Только не надо меня пугать! А то я от ваших слов весь пятнами покрываюсь… внутренне… Видал, быстрый какой — и теперь не поздно! Да кто ты такой? Я о тебе пока одно знаю — что из Одессы хотел драпануть со страху и у Моти прятался. А туда же!

Ф е к л а. Да, парень, не много ты пока о жизни понял, видно, как следует не прижало тебя ни разу.

Г а л я. Какой же ты все-таки гад, Пирокс.

П и р о к с. Сама больно хороша!

Р а я. Ну вот… доразговаривались.

П и р о к с. А что она?.. (Гале.) Ты ж сама говорила, что если б у тебя хватило сил, ты бы Федьку сама!

Г а л я. Я — другое дело. Я по крайней мере знаю, ради кого это сделала бы.

П и р о к с. А я, думаешь, не знаю? Вы все знаете, а я — вчера родился? Да, может, я Мотю люблю, может, я…

Ф е к л а. А она тебя?

П и р о к с. Она?.. Не знаю. Не влияет. Какая разница?

Б о р и с. Хорошо. С вами, товарищ Пирокс, как вы понимаете, разговор будет отдельный.

П и р о к с. Пожалуйста. Хоть завтра.

Б о р и с. Это мы решим, когда. А сейчас…

Ф е к л а (перебивает). Вам не кажется, товарищи, что уже и так все ясно?

Р а я. Как это понимать?

Ф е к л а. Раз возможностей других у нас нет, только одного человека освободить можно, так это должна быть Мотя.

П и р о к с. А я о чем? Целиком — за!

Г а л я. Почему Мотя? Почему именно Мотя?

Ф е к л а. Потому, что ей, бедняге, и так уж пришлось за наше дело хлебнуть выше головы.

Р а я. Категорически возражаю! Не против Моти, нет! Она прекрасный, во всех отношениях великолепный человек и достойна жизни!

П и р о к с. Так чего тебе еще?

Р а я. Я возражаю против такой постановки вопроса. Мы не вправе решать, кто из четырех бойцов должен остаться жить, руководствуясь жалостью. Это унизительно.

Б о р и с. Согласен. Хотя и понимаю, как в этой ситуации трудно отделить уважение от жалости. Но… согласен.

Г а л я. Согласна.

П и р о к с. Я тоже.

Ф е к л а. А я — нет. Унизительно! Какие мы все гордые! Пожалеть — унизительно, а дать умереть — пожалуйста!

Г а л я. Это разговор уже и вовсе пустой пошел! Так мы никогда ничего не решим. Кто у нас следующий?

П и р о к с. Оля.

Б о р и с. А почему не Павел?

П и р о к с. Послушайте, это ж смешно, честное слово!

Р а я. Товарищ Борис, расскажите об Оле. Мы должны обсудить всех.

Б о р и с. Хорошо… Кличка — Оля. Год рождения — одна тысяча девятьсот третий. Из рабочих. Отец и старший брат погибли в январе восемнадцатого в боях с гайдамаками, второй брат был расстрелян немцами.

Ф е к л а (встав). Как?

Б о р и с. Что вас интересует?

Ф е к л а (садится растерянно). Нет-нет, ничего, это я…

Б о р и с. Тогда я продолжу… Мать Оли в результате всех этих потрясений попала в больницу, откуда уже не вышла, Олю на это время забрала к себе семья Крайнего.

Ф е к л а. Значит, вербовка Крайнего?

Б о р и с. Его семьи. Самого Крайнего в это время уже не было в Одессе…

Ф е к л а. Что же они… Лену-то хотя бы в покое оставили! И так уж вся семья выбита.

Б о р и с. О ком вы?

Ф е к л а, О Лене, о сестре моей, у вас здесь — Оля. (Рае.) И ты мне ничего не сказала.

Р а я. Но я никоим образом не связывала вас, Коля. Я знала, что ее расстрелянного брата звали Петром.

Ф е к л а. Да-да. Коля — это ведь у меня тоже кличка, только по первому подполью, до расстрела.

П и р о к с. Так это тебя немцы шлепнули? А как же?..

Ф е к л а. Повезло. Ночью очнулся, вылез из ямы, поволокся к Моте. Четыре ранения, все навылет. Зажило. Только и осталось, что меченый…

П и р о к с. Забудь, Фекла, все, что я тут бормотал. Будь другом, забудь.

Ф е к л а. Брось.

Б о р и с. Почему же вы не сообщили сестре, что живы?

Ф е к л а. Я ведь почти все время в катакомбах, товарищ Борис, вы знаете. В городе днем может пару раз и был, всегда ночью. А через других не рискнул, засветить сестренку боялся. Думал — уж потом, когда все кончится…

П и р о к с. Вот и кончилось.

Ф е к л а. Но это невозможно, братцы, совершенно невозможно! Как же так? Ведь никого больше не осталось, от всей семьи!..

Все прячут глаза.

Р а я. Коля, ты должен понять, ты же сильный — их там четверо.

Ф е к л а. Да понимаю я все, все я понимаю! Но, товарищ Борис, скажите, вот по вашим данным ведь Лена — она ведь все как надо, правда? Не подводила?

Б о р и с. Нет. Ваша сестра — прекрасный, смелый и… ну просто замечательный товарищ.

Ф е к л а. Так в чем же дело?

Г а л я (поднимаясь). Я скажу сейчас, в чем… Вы, конечно, можете быть все против меня, но я не отступлю и драться буду до конца! Раз тут такие вещи открываются и это имеет значение, я тоже откроюсь. Алеша — мой муж, и я жду от него ребенка. Пошел четвертый месяц.

Б о р и с. Алеша знает о ребенке?

Г а л я. Да.

Рая подбегает к Гале, опускается перед ней на колени и, внезапно разрыдавшись, обнимает ее ноги.

Р а я. Это невыносимо! Галочка, солнышко мое, подружка, что же теперь делать, что нам теперь делать всем?