Непрерывность - [27]
Ф е к л а. Ну что… Это ж все с нашей улицы публика. Федька ходил под Мишкой Арапчиком, налетчик высшей пробы. Потом, в Февральскую революцию, вы же помните, что делалось. Жандармы и те красные банты понацепили. Вот тогда Алеша привел Федьку в Красную гвардию.
Г а л я. Алеша?.. Не верю.
Р а я. Я помню те дни. Был такой подъем!.. Вполне реально.
Г а л я. Но чтоб Алеша — бандита?
П и р о к с. Я, между прочим, тоже уголовничал, и всем это известно. Что ж я теперь, хуже от этого?
Г а л я. Не знаю.
Ф е к л а. В общем так было. При мне было. Смелый парень, с оружием, от своего прошлого отрекается, всей душой с пролетариями Одессы… В общем взяли. Потом, когда были бои с гайдамаками, хорошо дрался. Был в охране Совнаркома. Правда, мне после Южный рассказывал, как накрыл Федьку, когда тот хлеб у старухи крестьянки отнимал, но… единичный случай. Ну, тут я ушел на фронт, а когда при немцах вернулся в город, Федька уже снова был с Мишкой. И вдруг при французах узнаю, что он в белогвардейской контрразведке служит. Тогда же был разговор, что, мол, тех, кого он по старым своим делам знал, Федька не трогал. Но вот Мотю…
П и р о к с. А тут все как раз понятно. Он под Мотю клинья с самого начала стал подбивать, как только она на Молдаванке поселилась.
Р а я. Послушайте! Зачем мы эту грязь сейчас полощем?
Г а л я. Хочешь через подполье пройти и чистенькой остаться?
Р а я. Хочу.
Г а л я. Не выйдет.
Б о р и с. Извините, Рая. Я объясню чуть позже, почему это нужно. Продолжайте, товарищ Пирокс.
П и р о к с. Так я и говорю, начал клинья подбивать. Даже свою маруху постоянную, Маню, бросил.
Ф е к л а. Да ты-то откуда все это знаешь?
П и р о к с. Так вышло. Я даже дрался с ним раз.
Ф е к л а. Ты? А при чем тут ты?
П и р о к с. Ну, сидел я в садике, Алешу ждал, а он с Маней за забором на лавочке сели и разговаривают. А я-то жду и все слышу. А он и говорит: «Вы ничего себе девушка, Маня, и я вами всегда был довольный. Но чтоб такой волнующий зад, какой имеет Мотя, так этого вам и не снилось. Потому, Маня, исключительно культурно прошу у вас пардону». Ну, я, понятно, сиганул через забор и по морде ему. Вообще-то, меня там пришили бы, конечно, хоть я и при оружии был, но Алеша прикрыл.
Р а я. Прекрасная история! Или я действительно гимназисточка-чистоплюйка, или… Но я решительно не понимаю, зачем мы должны все это выслушивать?
Б о р и с. Вы знаете, что за несколько дней до ухода союзников Федька был убит? Без нашего приговора, ножом, по-бандитски.
Г а л я. И правильно. Хватило бы у меня сил, я б сама его…
Б о р и с. Если б вы сами его и мы об этом узнали, вы, товарищ Галя, были бы исключены из партии. Мы из-за угла свои счеты не сводим. Этим вопросом в то время занимались и райком, и обком, и контрразведка. Нам стало известно, что после случая с Мотей вся группа — Алеша, Оля и Павел — не скрываясь, открыто говорила, что убьют Федьку. Но когда убийство совершилось, каждый из них категорически отрицал свою причастность. Но кто-то же убил? Кто?
Р а я. Что его так угнетает? Неужели?.. Он никогда мне ничего не говорил об этом. А с другой стороны — много ли мы с ним вообще-то за эти годы разговаривали?
П и р о к с. Не знаете? Ну, и я не знаю. Мне больше всех не надо. Кто-кто… Дед Кукто.
Б о р и с. Это невозможно, дико. Неужели не удастся вытащить тебя из этой беды?
Г а л я. Они уходят от разговора, уходят, а у меня не хватает сил повернуть разговор, как надо.
Ф е к л а. Убить его мог только я, но я не убивал. Тогда кто?
П и р о к с. Дед Кукто… Ладно, не те дела, здесь не отмолчишься. Мишка его пришил.
Б о р и с. Мишка? Федьку?
Ф е к л а. Волчье племя. Свой своего.
Г а л я. Вполне возможно. Чтобы Павла прикрыть. Ведь этот зверюга на Павла, как на икону, молился.
Р а я. На Павла? Я думала — на Геню.
П и р о к с. При чем здесь Павел? Лично я вообще никакого Павла не знаю. Гешку он прикрывал, скрипача этого малахольного.
Б о р и с. Его подпольная кличка Павел, так же как у вас — Пирокс, а у меня — Борис. И никто из нас друг у друга подлинных имен здесь не спрашивает.
Р а я. Так это Геню арестовали! Боже мой!
П и р о к с. Вы что, меня на понт хотите взять? Меня?!.. Чтоб я поверил, что этот полудурок работал в подполье?
Р а я. Какой позор! Как вы смеете так?..
П и р о к с. Нет, ты погляди, меня же еще и позорят!
Ф е к л а. Вообще-то и вправду странно. Я хорошо помню скрипача Геньку. Чтобы из него подпольщик…
П и р о к с. Скажи, да? Как из меня — губернаторша!
Г а л я. Мы теряем время. Объяснили уже — Павел — это и есть Геша, и довольно!
Ф е к л а. Я не был на Молдаванке два года, всякое, конечно, случается… (Пироксу.) А откуда ты вообще про Мишку знаешь?
П и р о к с. Оттуда. Видел. Был там.
Р а я. Где были?
П и р о к с. Там. Где Мишка пришил Федьку. В трех шагах.
Г а л я, Тебя-то что туда понесло?
Ф е к л а. Что-то ты темнишь, парень.
Б о р и с. Вы говорите — видели это. Каким образом? Расскажите нам все.
П и р о к с. Сам я шел Федьку убивать, понятно вам? Сам!.. Меня в тот день освободили, наши выкупили. Я и рванул сразу. А пришел — его уже Мишка прижал. Угол дома. Я с одной стороны затаился, они с другой стоят. Мишкин голос слышу: «Тебя, говорит, Генька за Мотю пришить поклялся. Да ему нельзя, он чокнется после этого. Так что уж мне придется». Потом только — ы-ы-их! Хрип и топот. Я выглянул — Мишка убегает, Федька лежит, дергается.