Непрерывность - [25]

Ф е к л а. Почему они все на меня смотрят? Меня не стоит слишком пристально разглядывать. Так, встаем… не торопясь, как будто затекли ноги… (Встает.) Делаем несколько шагов… Естественней, не напрягайся… Садимся… Правильно, сюда, здесь меньше света… (Садится.)

Г а л я. Хорошо. Есть о них у обкома какие-нибудь сведения?

Б о р и с. Конечно.

Г а л я. Может быть, обсудим тогда по этим данным, а?

П и р о к с. Фуфло это все — данные, не данные. Родился, не матерился.

Ф е к л а. Справка обкома — партийный документ. Раз он имеется, значит, и вопросов не может быть. Я — за.

Р а я. Я тоже. С чего-то начинать все равно нужно.

Б о р и с. Принято. Бумаг у меня, естественно, при себе нет, но я по памяти. Не волнуйтесь, ничего не спутаю и не потеряю, память у меня тренированная. Ну что, начнем с руководителя?

Ф е к л а. Как положено.

Б о р и с. Хорошо. Кличка — Алеша. Год рождения — одна тысяча девятьсот первый. Девятнадцать лет Алеше. Отец грузчик, сочувствующий, мать стирает на дому. В марксистском кружке Алеша стал заниматься с пятнадцати лет, в шестнадцать вступил в партию большевиков. В комсомоле по заданию партии с самого начала, активно работал с молодежью. Стал одним из организаторов дружины. Во всех вооруженных выступлениях проявил себя человеком беззаветной храбрости. Участвовал в добывании и хранении оружия, в диверсиях, в распространении листовок. Словом, во всем участвовал.

Р а я. Не во всем.

Г а л я. В каком смысле?

Р а я. Я хочу сказать, что мы знаем Алешу только по подполью. Какой он при нормальной, мирной жизни, мы не знаем. Ведь оба раза, когда в Одессе была наша власть, Алеша находился вне города. И возвращался уже потом, когда…

П и р о к с. Ну и что? На халяву кто с большой ложкой не полезет? А ты сунься, когда платить надо! Это Алеше только в плюс.

Р а я. Вы не поняли. Я же не отрицаю, что Алеша… ну, в общем все, как о нем сказали. Но мне кажется, что нам важно знать не только, как человек умеет за власть драться, но и как он умеет ее строить и даже просто при ней жить. Я в этом смысле.

Г а л я. Вечно ты!.. Все никак свои гимназические замашки не оставишь!

Ф е к л а. Я тоже не был в Одессе в мирные дни… только в подполье… И, если честно, я даже не знаю, каким я окажусь, когда можно будет просто так остановиться на бульваре… и просто так купить букет. Не для пароля, понимаете, не — два белых цветка, три красных, держать в левой руке, прижав к плечу… А просто так… Не знаю…

Г а л я. Вы с ума тут посходили, что ли? О чем вы говорите? Сопли какие-то интеллигентские!

Б о р и с. Наверное, это не так, Галя… Каждому из нас еще предстоит понять, насколько мы соответствуем той жизни, ради которой дрались.

П и р о к с. До этого еще дожить надо. А пока вон за дверью легавые маячат.

Б о р и с. И это верно. Будем реалистами. Обсуждать мы можем только то, что знаем. Неизвестное домысливать мы не вправе.

П и р о к с. О! Потому гуляем по фактам. В семнадцатом, в конце ноября, дружину двинули добыть оружие. Узнаем — гайдамаки собираются вывести из гаража, угол Софиевской и Конной, автомашины. Решили мы ихнюю компанию прижучить. Повел нас Семен Урицкий. Пришли, ждем. Ну, открываются ворота, а оттуда грузовики, и полным-полно в них гайдамаков вооруженных. Тут Алеша как к первому кинется — и прям через окошко шофера за горло. В минуту мы их после этого скрутили. Потом, уж в штабе, хорунжий ихний как увидел, что пацанва фактически их припутала, сел на пол и заплакал.. А Алеша говорит: «Моя бы воля, я тебя за эти слезы, которыми ты в нашу революционную радость плюешь, к стенке бы, гнида холуйская!» Ка-ак врежет ему!

Б о р и с. Хорунжему?

П и р о к с. Ага!

Р а я. И вам эта история нравится?

П и р о к с. Или! С того дела Алеша мне первый кореш! Как он в машину кинулся, это ж видеть надо было!

Р а я. Я не о том. Его смелость для всех нас вне сомнений. Но чтобы ударить безоружного…

Ф е к л а. С нами безоружными они, положим, тоже не в фанты играют.

Г а л я. Да хоть бы и играли! Что ж, мы теперь за это кланяться им должны? Мой вон генерал, у которого служу, сладенькое любит. Себе в рот конфетку — и мне тычет. А у самого зубы гнилые! И весь гнилой, аж тошно глядеть. Конфетку в рот, а сам приказ о расстреле подписывает. Что ж я его, неужели живым отпущу? Последнюю чашку кофе он у меня с мышьяком выпьет, или я жива не буду!

П и р о к с. Так вот ты где ноне пасешься.

Р а я. И опять это не о том, прости, Галя. Мы мечтаем о новой жизни, совсем о новой! Где все будет удивительно светло! Радость! Я хочу сказать… Будь оно проклято, это подполье проклятое! Я даже говорить в нем разучилась. Даже вам, моим товарищам, не могу объяснить!..

Б о р и с. Вы очень хорошо объясняете, Рая. Мне, во всяком случае, вы уже объяснили, что мы здесь пытаемся понять о наших товарищах. И я думаю, мы поймем!

П и р о к с. Неужели! Или мы дефективные!

Г а л я. Продолжим. Время идет.

Ф е к л а. Так что? Каждый, что знает про Алешу?

Б о р и с. Вы все сказали, что хотели, товарищ Пирокс?

П и р о к с. Видишь, какое дело… Теперь даже и не знаю…

Г а л я. Да что тут знать? Что Алешу светить? Он и так один из самых известных людей в подполье.