Непрерывность - [20]

М а р и я. Откуда ты знаешь, что я стала куртизанкой?

Б р у н о. С чего бы это такая стыдливость? (Передразнивает.) «Куртизанкой»! Проще надо, как принято, — проституткой, шлюхой! Как узнал? Прочел на твоем лице. Так-то вот, бывший дружок. Такое клеймо не вытравишь.

М а р и я. А ты специалист. Разбираешься.

Б р у н о. Ничего, не огорчайся, работа как работа. Не хуже многих других. Когда-то мы с тобой говорили об этом.

М а р и я. Да, я тебе всем обязана. Все, что я знаю и умею, — от тебя. Это тоже.

Б р у н о. Да ты никак сейчас слезу пустишь?

М а р и я. Не дождешься. Честь свою я не уронила, а объяснять тебе ничего не собираюсь.

Б р у н о. Ты для окружающих фигура страдательная, правда? Наверное, кое-кто почитает тебя за мученицу. Ты, конечно, всем пожертвовала ради меня, а?

М а р и я. Откуда…

Б р у н о (перебивает). Откуда я знаю? Ты это хочешь спросить? Я могу рассказать о тебе все. Слишком очевидна логическая цепочка: твое появление здесь, твоя обмолвка — «связи» — и твое лицо. Так слушай. Меня арестовывают. Ты в отчаянии. Что делать?.. Конечно, первое — отойти в тень: сразу мне не поможешь, и сразу меня не съедят… Ты делаешь вид, что тебе на меня наплевать. Меня переводят в Рим. И ты начинаешь действовать. Ты умна, красива… Значит — постель. Всех попов — в постель. Затащить их в постель, а потом вытряхнуть из них меня. Что ж, хороший план. Но нужны деньги, много денег. У кого их взять для начала? У Чотто. Ну конечно. Он-то даст. Ведь для него речь идет об игре без проигрыша. Не выгорит со мной — на тебя все равно можно ставить. Итак, Чотто дает деньги. Отлично. Вы, конечно, ставите дело на широкую ногу. И, конечно, ты мучаешься. И, конечно, до времени не открываешь карт. И, конечно, тебе бешено сочувствуют. Впрочем, нет. Никто ничего не знает. Страдалица ты только для себя и отчасти для Чотто. Да, да. Потом… Да! А-а-а… Ха-ха-ха-ха! Знаешь, что стало с тобой потом?

М а р и я. Довольно. Хватит и этого. А потом… неинтересно.

Б р у н о. Ну что, все верно?

М а р и я. Да. Как будто ты прожил все это время у меня под кроватью. Но… За что же меня презирать, Джордано? Я сделала так потому, что любила тебя. И ты сам знаешь об этом. За что ж? Я же хотела…

Б р у н о (перебивает). Ты же хотела… (Смеется.) То, чего ты хотела, у тебя не вышло. Извини, но здесь это смешно. Именно в этом месте, в этой каменной бутылке, в которой я заперт. Смешно, поскольку то, что у тебя вышло, ужасно смешно.

М а р и я. Ты можешь смеяться надо мной? Ты способен смеяться?

Б р у н о. Я способен. Что еще остается.

М а р и я. Так объясни мне по крайней мере предмет твоего веселья. Посмеемся вместе.

Б р у н о. Пожалуйста… Ты перестала страдать. Тебя это больше не унижает. Тебе понравилась твоя жизнь. (Кричит.) Ты благополучна!

М а р и я! Как ты узнал? Тайну-то мою как ты узнал, проклятый?

Б р у н о. По твоему лицу. Тоже по твоему лицу. Думаешь, только порок оставляет печать? Нет, милая, нет. Можешь мне поверить на слово — довольство ставит печать не менее неизгладимую, чем Каинова. Ты дважды клейменная! Дважды!!

М а р и я. Поняла, спасибо… Унижение ты бы мне простил. Благополучия ты мне простить не можешь… Ладно. Бог с тобой. Ты выкарабкался, теперь живи, как умеешь. Видно, так уж оно устроено — каждому своя дорожка. Прощай, Джордано.

Б р у н о. Прощай.

М а р и я. Не поминай меня лихом.

Б р у н о. Все прошло. Теперь уходи. Прощай.

Мария уходит.

(Долго молча смотрит ей вслед, потом возвращается к своему тюфяку и садится.) Постой-ка, братец… Прочь эмоции. Пришло время во всем спокойно разобраться… Без малого год, как я согласился отречься… Обо мне забыли. Жизнь спасена. Вокруг все счастливы… Враги — потому, что отрекся. Друзья — потому, что отрекся… И я сам — потому же… Где-то вкралась ошибка, в чем-то ошибка. В чем?.. Я сохранил себя ради истины, носителем которой являюсь. Я сыграл в комедии свою роль до конца и поступился всем, чтобы сохранить единственное. Эффектная смерть, костер… зачем? Бессмыслица… Главное — поиск истины… (Что-то вспомнив, смеется.) Бедный Мочениго! Что ему до моих абстракций, ему нужен продукт, навар, отдача… Обманулся светлейший. Кукиш в кармане получил. Ничего, кукиш карман не ломит… Итак, я — носитель истины… Сосуд… А-а-а… Понимаю. Проклятье! Как же это не пришло мне в голову раньше? Я лишь сосуд, хранилище истины! Не я, так другой — она-то существует помимо меня. Разве, изъяв меня конкретно, остановишь человеческую мысль вообще? И я, глупец, полагал, что защищаю истину. Вот ошибка, восемь лет, потраченных на ошибку. Поступиться всем из-за ложной посылки, а в итоге дискредитация… Нет, не истины, конечно, она вне меня, это уже понятно… здесь другое… здесь… дискредитация причастности, моей причастности к истине… Ну что ж, восемь лет на ошибку, час на исправление…

Затемнение.

Трибунал Святой службы. За столом сидят  И н к в и з и т о р  и  ч е т в е р о. Перед ними стоит  Б р у н о.

И н к в и з и т о р. Джордано Бруно Ноланец, вы подали на имя папы заявление, в котором отказываетесь от отречения, оспариваете решение трибунала и упорствуете в своих научных и философских заблуждениях.