Непреодолимое черничное искушение - [82]

«Бушвилль»? Так это он тот самый таинственный покупатель, который приобретает его в «Винном погребке»? В глубине души мне очень хотелось воспользоваться его предложением, но я понимала, что лучше не надо.

– Нет, спасибо, – отказалась я, решив, что нужно просто быстренько посмотреть, что он там хочет мне показать, и уехать.

– Я сейчас вернусь, – сказал Рой, а я пошла вдоль книжных полок. Посмотрела на штуку, про которую подумала, что это, наверно, отвес – хотя смутно представляла себе, что такое отвес и как он выглядит. Потом мне попалось на глаза фото в рамочке – на нем Рою было едва за двадцать, а кроме Роя на фото было двое мужчин, похожих друг на друга как две капли воды.

– Это мой отец, – сказал Рой, подходя ко мне и показывая на мужчину слева. – А это – дядя Чет.

– Глаза Каммингсов, – заметила я, поворачиваясь к нему – У вас у всех глаза одинаковые. Такие синие. Синющие.

Мы сели – Рой на диван, а я в кресло напротив. В руках у Роя была деревянная шкатулка размером чуть меньше обувной коробки. Поверхность шкатулки была покрыта лаком и слегка поблескивала. Похоже было, что сделана она из кедра.

– Когда мой дядя умер, – заговорил Рой, – от него осталось множество вещей: одежда, личные вещи, ну ты понимаешь… – он откинулся на спинку дивана. – Мне не хотелось их рассматривать и разбирать, слишком тяжело было. И кроме того, я думал, что этим заняться никогда не поздно и торопиться ни к чему, – он бросил взгляд на шкатулку, которую держал в руках. – Но недавно, уже после того, как ты явилась сюда и я обнаружил тебя на лестнице, заглядывающей мне в окна…

Я смущенно опустила глаза.

– …и после того, как мы поговорили… одним словом, я знал, что у дяди были кое-какие старые фотографии. И подумал, что пришло время мне на них взглянуть. Я все думал о тебе и обо всем том, что ты узнала о своей бабушке. И решил: если Эллен может это – то и я могу. И я решил поискать фотографии. И нашел, – он поколебался, а потом продолжил: – Но я нашел еще кое-что. Кроме фотографий, – он протянул мне шкатулку: – Открой.

Я подняла крышку шкатулки за медную ручку – комната сразу наполнилась ароматом кедрового дерева. В шкатулке лежала пачка конвертов разных размеров и расцветок, они были аккуратно перевязаны бечевкой, очень старой и хрупкой на вид. Края конвертов загнулись и пообтрепались, бумага пожелтела, а местами стала почти оранжевой или даже коричневой от старости. Кое-где можно было разглядеть почтовые марки – они, словно маленькие произведения искусства, отливали приглушенными, но когда-то яркими цветами, зеленым, красным, синим, а рисунок уже почти невозможно было разобрать. Большие круглые штампы поверх марок свидетельствовали о том, что эти письма не дошли до адресата или были отправлены обратно.

На самом верхнем конверте была приклеена марка за три цента, фиолетово-коричневая, с портретом Кейси Джонс в середине и изображением локомотива по бокам. На конверте было написано имя «Рут Годдард» и адрес в Чикаго. Чернила, которыми был написан адрес, когда-то, наверно, были синими или черными, но теперь совсем выцвели и приобрели коричневый оттенок. А вот почерк по-прежнему прекрасно читался – аккуратный, компактный и решительный.

Я осторожно провела пальцем по строке с адресом.

– Это… от твоего дяди моей бабушке.

Рой наклонился ко мне.

– Я не хотел читать их без тебя, – он протянул руку и потянул за бечевку, которой были связаны письма. Она тут же порвалась и развалилась на части.

Я взяла в руки самый верхний конверт. Бумага была тонкая и сухая. Обратный адрес – Чет Каммингс, Бейкон. Я взглянула на другие конверты – они все были адресованы моей бабушке в Чикаго и все были от Чета Каммингса. Ни одно из писем не было распечатано. И на каждом в графе «кому» бабушка зачеркнула имя и адрес и написала своим неповторимым, четким и округлым почерком: «вернуть отправителю».

Я взглянула на Роя, чувствуя, как меня затапливает волна печали.

– Их все написал он. Все.

Рой кивнул.

– Начиная с декабря 1950-го года, – продолжила я, рассматривая почтовые штемпели, – и до июля 1951. Все эти письма. А она не распечатала ни одного из них.

– Похоже, что именно так.

Рой хотел прочитать эти письма. А я вот не была уверена, что хочу этого. Это же были любовные письма – скорее всего. Меня начало подташнивать от волнения.

– Ты правда считаешь, что нам стоит читать это? – Я поставила шкатулку на кофейный столик. – Просто… это же очень личное… личные чувства и мысли твоего дяди, адресованные моей бабушке. Не нам.

– Я считаю, что нам нужно это прочитать, – Рой говорил с такой уверенностью, что его уверенность начала передаваться и мне. – Более того – мы просто обязаны это сделать.

Он подошел к окну и стал смотреть в него, ероша рукой волосы на затылке.

– Конечно, я тоже испытываю некоторую неловкость. Потому что да, это действительно нечто очень личное и даже интимное, и мы как будто вторгаемся в чужую личную жизнь. Но… слушай, Эллен, это твоя бабушка прислала тебя сюда, это она впутала тебя во все это. А теперь получается, что и мой дядя меня в это впутал. И мы должны с этим разобраться, ради них и ради нас самих, мы должны докопаться до истины. Что бы там ни произошло между ними – нам нужно с этим покончить. Отпустить.