«Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica») - [21]
Но не будем умалять заслуг Ранчина. Он кропотливо собрал стихи Ходасевича, которые послужили для Бродского «источником вдохновения», заполнив ими чуть ли не две страницы печатного текста, которые я не буду цитировать. Что же касается вклада Л. М. Баткина, именно он первым наметил траекторию Ходасевич – Бродский и даже поманил золотым ключиком, к которому, к сожалению, не подобрал замка. У Бродского, пишет он, «безумие, в котором есть метод», а лучше «метод, который раздвигает тяжкие шлюзовые створы лирического безумия. Это очень жестко рассчитанная поэтическая околесица. Поэт не просто в мире, и он не совсем в себе, он около себя. <…> Он колобродит, острит, играет околичностями, бормочет, мучается, умничает и наконец вдруг выговаривает что-то очень простое, хватающее за душу, распахнутое. И поспешает снова запереть двери изнутри».
Хотелось бы, чтобы к этому ключику кто-то нашел наконец замок.
Бродский открыл для себя Ходасевича уже в 1964 году. А уж открыв, конечно же, прочел стихотворение 1937 года, сонет, посвященный оставившей его жене Нине Берберовой. Немногословный Ходасевич ограничивается «безголовым сонетом», т. е. сонетом без одного катрена[95] (как нас оповещает Михаил Безродный), возможно, дав Бродскому позволение на «расшатанную сонетную форму»[96]. Я приведу лишь шесть релевантных строк из сонета Ходасевича:
Что же могло заинтриговать Бродского в этом стихотворении? Полагаю, что каламбур (безголовый сонет о шотландской королеве, окончившей жизнь на эшафоте) мог пройти незамеченным для Бродского (возможно, и для Ходасевича). Но интригующим могло быть это «нет» как ответ на не заданный вопрос. Ведет ли поэт диалог с самим собой или с шотландской королевой, которая вроде бы одновременно напомнила и не напомнила ему о покинувшей его жене? Воспоминания Берберовой проливают некоторый свет на загадку. У нее были рандеву с любовником в Люксембургском саду и, возможно, вблизи статуи Марии Стюарт. Но знал ли Ходасевич о месте их встреч? И все же нити вели к Марии Стюарт, правда, по запасному пути. Ходасевич видел фильм “Mary Queen of Scotland” (1936) Джона Форда. Там его восхитила Кэтрин Хэпберн, которая играла роль Марии Стюарт. «Она была на меня похожа (в “Последних новостях” меня этим дразнили. Помню, однажды Ходасевич сказал мне. “Вчера мы были на Марии Стюарт и видели твоего двойника. Очень было приятно”».[98]
Итак, Ходасевич выбирает первую строку стихотворения с мыслью о двойнике Берберовой. Но затем он отказывается от этой мысли, вспомнив об «ином, памятном дне». День этот не обозначен. Однако в строках «Иного, близкого напева / ты в сердце оживила след» есть намек на стихотворение Пушкина «Я вас любил. Любовь еще быть может»,[99] как известно, ставшее темой сонетов Бродского под номером шесть. Но у Ходасевича имеется еще один ход, возможно, и не разгаданный Бродским. Ходасевич сочиняет свое стихотворение в 1937 году, т. е. ровно через сто лет после роковой дуэли Пушкина с Жоржем де Геккерном (Дантесом), при этом находясь в трех часах езды от Кольмара, родины Дантеса.
Полагаю, что дух соперничества продиктовал Бродскому решение ответить «да» на «нет» Ходасевича, т. е. сделать шотландскую королеву моделью и двойником для своей музы. В тексте сонетов есть два указания на то, что могло быть известно Бродскому о шотландской королеве в 1974 году, и оба, как увидим, лишены основания. Но я начну с того, что не было включено в текст сонетов. Как и Ходасевич, Бродский видел фильм о Марии Стюарт, причем не тот трофейный фильм, о котором он упоминает в сонете, а тот, премьера которого состоялась в Лондоне 22 декабря 1971 года. Я имею в виду английский фильм режиссера Чарльза Джеротта под названием “Mary, Queens of Scots”. Начиная с июня 1972 года Бродский жил у Спендеров и мог слышать разговоры об этом фильме, которые вела английская поэтическая элита.
А. Штоль отказывается понять, почему Бродский называет шотландцев скотами «в начале первого сонета». Ведь кроме тривиального созвучия английского слова Scots и русского «скот» объяснения придумать нельзя.
Но Штоль, конечно же, не мог учесть того, как звучание фильма “Mary, Queens of Scots” воспринималось на слух Бродским в 1972 году, когда его знание языка было близким к нулевому. Но ссылки на этот фильм, как уже говорилось, в «Сонетах» нет. Есть отсылка к другому фильму, как мне представляется, фиктивная. Восьмилетним мальчиком, пишет Бродский, он видел трофейный фильм «Дорога на эшафот».
Но если бы восьмилетний Бродский видел этот трофейный фильм, то, вероятно, запомнил бы, что сцена восхождения шотландской королевы на эшафот в том фильме отсутствовала. Скорее всего, тут сработала ассоциация. Раз есть «дорога», должно было быть и восхождение, а значит, «топ-топ»: «Мари, я видел мальчиком, как Сара / Леандер шла, топ-топ на эшафот».
