Непредсказуемый Берестов - [78]

— Ну, Евгеша, ты сегодня в порядке, — говорит раненный в руку боец на соседней койке. — Теперь сам черт тебе не брат.

— Голова-то не кружится? — озабоченно спрашивает другой.

— Сейчас не кружится, — серьезно отвечает Женька.

И вдруг боец, лежащий у окна, сказал:

— Ничего, скоро выписка тебе будет.

Женька нахмурился, ставит на табурет собранные миски-ложки и садится на койку. Кто-то спросил:

— Ты чего, Жень, или нехорошо?

— Отвяжись от него. Не видишь? — говорит тот, что с костылем. И к Женьке: — Не горюй, браток! Такая есть война. Домой поедешь, своих повстречаешь… Вся жизнь впереди. Живи не горюй! А мы уж как-нибудь тут не промахнемся. А, ребята?

В ответ одобрительно зазвенели койки.

— Да мешок готовь! Мы тебя без подарков не отпустим. Фронтовик должен возвернуться домой с добрым пайком.

А Женька вдруг сообразил, что даже не знает имен этих людей, которые к нему всей душой… Ничего, так бывает в жизни. Главное — память, а имена… Имена потом и придумать можно.

В дверях появилась медсестра.

— Берестов! На выход. Девушка к тебе.

Трудно сказать, кто был более удивлен, сам Женька или его товарищи по палате.

17

В коридоре на скамеечке у дверей сидела Лена. Завидев Женьку, шлепающего к ней по коридору, девушка заплакала. Женька тоже набычился.

Лена встала, быстро обняла его и зашептала на ухо:

— Женечка, я ничего спрашивать не буду. Ты мне только адресочек оставь. Мне ведь и написать некому… — И вот тут она не выдержала. — Сашеньку очень жалко… Женечка, Женечка… И тебя теперь скоро отправят… И Катюхи больше нет… И Волкова, и Генералова, и Урынбаева… И Жорика, парикмахера…

— Как нет?.. — по ногам и спине поползли мурашки, Женьке сразу стало зябко.

— А в том бою. Когда тебя и Сашеньку отправили… Маслов всех повел… Атака была. Рукопашная… Маслов таким оказался!.. Герой прямо. А как он плакал над Катенькой… В госпитале он сейчас… Знаешь, никого из наших не ранило даже, или убитые, или целые. Удивительно!

Женька молчал, уставившись на кончик Лениного сапога, и кивал головой.

А со двора вдруг послышался знакомый звонкий голос:

— Да я только на минутку! Попутно я. Что ты такая цапучая?!

И тут же следом за дежурной санитаркой вваливается в дверь не кто иной, как сам Коля Якименко. Вошел и сразу напоролся на Женьку и Лену.

— Эй, Морковка! Здорово! — Коля трясет Женькину руку так, что аж в голове отдается. — Не горюй! Тебе все наши приветы передают… — Он бросает взгляд на Лену и, сообразив, что она уже все рассказала Женьке, вдруг становится серьезным:

— Ну ты чего, Ленок? Слава богу, сама цела… — И тут заговорил громко, даже весело: — Она героиня, Морковка! С нами в атаку ходила. Ей-богу!

Из дверей показалась голова дежурной сестры.

— Ну ты, ушастый, сбавь на полтона.

И Коля сбавил. Заговорил почти шепотом.

— Тут слух прошел, на днях санитарный пойдет, ну… который тебя… повезет, в общем. Ребята письма понаписали. Штук двадцать. Возьмешь? Ваш-то эшелон побыстрей нашенского. В первом городе и бросишь в ящик, лады?

Женька опять кивает. Ну что скажешь? Все верно. И связка писем из Колиного вещмешка перекочевывает в Женькины руки…

Все становится понятно: и Лена, и Коля, не сговариваясь, пришли прощаться. Вот оно как! А что скажешь? Все верно.

И почему это к Коле у постороннего народа, как обычно, никакого доверия? Вышла в коридор нянечка и сразу к нему:

— Ты, оголец, не вздумай тут цигарку припалить! У нас раненые, и те в форточку дым пускают.

— Ты что, тетка, я и не собираюсь… — Коля удивленно выпучил глаза и ухмыльнулся с обидой.

А «тетка», она же тетя Клава, уже не обращая внимания на Колю, припала вдруг лбом к оконному стеклу.

— Какая-то машина к нам…

Через минуту раздался в сенях хриплый кашель, и в дверях появился длинный худой майор, в очках, с толстой полевой сумкой на боку. Откашлявшись, он снял очки, протер их не спеша платочком и, близоруко прищурившись, спросил:

— Где тут у вас Берестов?

— Я Берестов, — ответил Женька, утирая нос рукавом халата и вопросительно глядя на Колю Якименко. А тот, стоя за спиной майора, оттопыривает губу и пожимает плечами: дескать, знать не знаю, кто такой.

Длинный, водрузив очки на нос, смотрит сверху вниз на Женьку долгим, неопределенным взглядом.

— Пойдем-ка со мной, дружок, — сказал он Женьке и, повернув лицо к тете Клаве, спросил: — Где нам можно переговорить?..

Тетя Клава поспешно зашаркала к дверям одной из маленьких комнат, куда они и вошли.

Вот, это уж наверняка конец, решает Женька. С майором не попререкаешься. Да и зачем?..

Майор снял шапку, расстегнул шинель и разложил свои бумаги на маленьком столике. Изредка взглядывая на Женьку, задавал вопросы. Спросит и ждет, что Женька ответит, потом долго пишет и снова задает вопрос… Может, этот майор — из НКВД? Тогда одного не может понять Женька: сейчас-то зачем это надо?

А по ту сторону двери, не в силах удержаться от соблазна «все знать», прислушивается к разговору Коля Якименко.

— Ну что? — одними губами спрашивает его Лена.

— Сопроводиловку, видать, пишет, — определяет Коля.

— Это зачем же?

— Для детдома небось, — и Коля сокрушенно вздыхает. — Эх, нет Урынбаева! Он бы не побоялся. А всех дел-то: добраться до генерала. Сам бы пошел, да не пустят… Я бы сказал! А что?