Непредсказуемый Берестов - [79]

— Не болтай уж, — махнула рукавичкой Лена и добавила: — Может, оно и лучше.

Коля, разволновавшись, полез в карман за махоркой, но, вспомнив «тетку», сплюнул в сердцах и сунул кисет обратно.

Но вот дверь комнатки наконец отворилась, и вслед за Женькой вышел майор, на ходу надевая шапку.

— Товарищ майор! — вытянулся Коля Якименко. — Если вы в дивизию, разрешите с вами. Мы вот товарища навещали…

— А вашу даму не прохватит в кузове? — спросил майор.

— Ну что вы, мы привыкшие, — улыбнулся Якименко, подталкивая локтем Лену.

Майор протянул Женьке руку.

— Поправляйтесь, товарищ Берестов, готовьтесь, друг мой, к новой жизни…

— Ясно… — мямлит Женька и тоже протягивает руку.

Майор вышел. А Коля тут же сунулся к Женьке и зашептал:

— Чего он к тебе?

— Все спрашивал, как да что, да как дело было.

— Ясно…

— Чего уж яснее, — шмыгнул Женька носом.

— Ладно, Морковочка, живи не тужи! — стараясь быть веселым и держа — по его же присказке — «хвост пистолетом», восклицает Коля, — Мы еще приедем, проводим…

Вот это уже лишнее. Зачем? Ведь понятно, что ни о каких проводах и речи быть не может.

Лена — молодец, она ничего не говорит, не обещает. Быстро и много раз целует Женьку и выбегает вслед за Колей на улицу. Женьке показалось, что Лена опять плачет. Он прильнул к окну и видит, как бежит она, вытирая глаза варежкой. У дороги — грузовик. Длинный майор закуривает, открывает дверцу кабины… Подбегает Коля Якименко, они о чем-то говорят. Майор садится в кабину. Тут и Лена подоспела. Коля подсаживает ее в кузов и запрыгивает сам, еле коснувшись ногой колеса, — в этом он мастер. А майор прокричал что-то Коле и захлопнул дверцу.

Что это значит? Коля подпрыгивает вдруг и начинает танцевать в кузове. Лена смеется и тоже присоединяется к Коле. Вдвоем они танцуют странный, совершенно непонятный танец.

Женька о удивлением наблюдает эту сцену. Но когда грузовик тронулся и Коля с Леной повалились на пол кузова, Женька улыбнулся сквозь слезы и покачал головой.

— Берестов! Где ты? — слышит он голос медсестры. — Женечка, на перевязку, детка, — и спрашивает с любопытством: — Зачем это к тебе корреспондент приезжал?

— Какой еще корреспондент? — удивился Женька.

Какой это был корреспондент, Женька узнал несколькими днями спустя, прочитав подпись под статьей в армейской газете «За Родину» — майор А. Дубинский. Просто А. Дубинский! Зато статья называлась: «Подвиг на разъезде Лобаново».

Как же это? Корреспондент ничегошеньки не видел, а пишет так, словно сам на той крыше лежал под снарядами… И не врет — все так и было, как пишет. Здорово! И про Сашу, какой он был, огромный, сильный и добрый. И про маму, и про дядю Прохора, и про Генералова… Даже про Кешку! И про командующего! Вот это да! А вот и о Еремееве. Только Женька не знал, что Еремеев сам вынес его из развалин и велел отправить в медсанбат на танке… Все описал! Складно. Совсем так, как было. А закончил тем, как Коля с Леной плясали в кузове. Вот это да!

Конечно, встреча военного писателя А. Дубинского с Женькой произошла вовсе не случайно.

Командир дивизии, узнав о происшедшем на разъезде Лобаново, назвал обоих — и большого, и маленького — героями. Но все равно здорово разозлился на Ратова. Майор оказался прав: все шишки достались ему.

— Два месяца ребенок находился в дивизии! — кричал генерал. — Как это называется? Что вы себе позволяете, майор? Всех вас я представил к наградам, но я всех вас и накажу. Даю слово!

И генерал сдержал слово, но только наполовину: майор Ратов стал подполковником, Мещеряков — старшим батальонным комиссаром, Еремеев — капитаном, Маслов — майором… А вторую половину своего обещания генералу помешала выполнить статья в газете, потому что генерал Богданюк был человеком суровым, но справедливым.

Конечно, Женька не мог знать всего, что происходило в дивизии, но отголоском явился некий переполох в санбате. Женьку по два раза на день водили в комнату, которая называется «бельевая», и там вертели, крутили, снимая мерки, начиная с ног и кончая макушкой. Женька, затаившись, молчал, понимая, что ему шьют «одежку», как выразилась тетя Клава. А больше всех суетилась, не скрывая своей радости, Наденька. Она все ездила куда-то на медсанбатовском «газике», привозила и отвозила какие-то вещи… Женька ждал. Он делал безразличный вид, но с каким же нетерпением ходил взад и вперед по коридору, поглядывая в окна, постоянно ожидая того заветного, того долгожданного часа…

Одевание состоялось только в день выписки. В окна ярко светило апрельское солнце, снег сошел, и хотя земля была еще мокра и черна, вся природа вступала в долгожданную весеннюю пору. И Женька вступал в новую пору своей жизни. Ведь корреспондент сказал: готовься. И он готовился.

Но что могло сравниться с радостью, которую испытывает двенадцатилетний мальчишка, стоя перед зеркалом в своем «собственном» армейском обмундировании — от пилотки до сапог. Даже ремень Женьке выдали не брезентовый, а скроили из кожаного, командирского… А шинель! А петлицы!..

Ну что говорить о Женьке, если даже Наденька была счастлива.

18

За Женькой приехал сам Ратов. Женька сразу увидел, что тот повышен в звании, да постеснялся выразить свои поздравления. А Ратов, оглядев Женьку с ног до головы, заключил: