Непредсказуемый Берестов - [72]

— Так нас тут уж давно и быть не должно! — закричал сообразивший все Женька.

— Ага… Котелок-то варит!

А над головой у них уже шуршали, рассекая воздух, наши снаряды. Через несколько секунд столбы огня взвились на черном горизонте, и эхо разрывов слилось в один мощный рокочущий гул. Женька аж вздрогнул, представив, что могло быть, если бы они с Сашей вовремя не унесли с хутора ноги.

Таким образом, выманив врага на открытое пространство, наша артиллерия устроила ему «банный день»…

Утро опять было ясным. Выспавшись и заправившись любимой Женькиной пшенной кашей с мясом да еще хлебнув горячего чая со сгущенкой, разведчики приводили себя в порядок.

Сегодня они шли в гости. Да еще в какие гости! Сашу отпустили до двадцати трех ноль-ноль в батальон связи на праздник, а попросту говоря, на свидание к Лене. Восьмое марта все-таки!

Саша, побритый, одетый в чистую гимнастерку, в начищенных сапогах, выглядел ну просто на «отлично» с плюсом.

— Саш, а что мы подарим?

— Гляди! — Саша извлекает из темного угла землянки несколько веток, на которые были нацеплены разноцветные лоскуточки.

— Вот это да! — удивляется Женька. — Прямо букет настоящий! И когда ты успел?

— Успел… — передразнивает Саша. — Меньше спать надо.

— А я что подарю?

— А ты… — Саша задумался. — А тебе что? Ты ж не кавалер какой-нибудь… Знаешь, возьми пару банок! Сгущенку и тушенку.

— Точно! — обрадовался Женька.

Запихивая банки в свой рюкзачок, он усмехнулся: без рюкзачка — никуда. И вдруг вспомнил Женька о Юльке. Вот кому эти баночки ох как пригодились бы… И не только к Восьмому марта.

Сейчас Женька вовсе был не похож на того пацана, что вышел два месяца назад из бани в сопровождении дяди Прохора. Помаленьку он окреп, может быть, даже подрос. Из вещей ему перепадало то одно, то другое… Трудно было с размером, но оказались в полку ребята-мастера, подгоняли, как могли, мальчишке одежонку. Больше всего Женька гордился видавшей виды шапкой-ушанкой со звездой, подаренной ему самим Мещеряковым.

Идут Саша и Женька лесом, идут по гипотенузе, ибо гипотенуза, как сказал Саша, короче двух катетов. Но и гипотенузой этой до батальона связи тоже шагать не меньше трех километров.

Рыхлый снег, липучий и тяжелый, выгоняет их все-таки на дорогу. По дороге идти хотя и легче, но небезопасно — это уже вне расположения своего полка, и Саше негоже забывать о бдительности. И точно: боец-ездовой, обгоняя их верхом на крупастой кобыле, крикнул:

— Эй, сержант! Командир дивизии!

— Ложись! — командует Саша и бедром толкает Женьку в снег, в сторону от дороги. Легонечко так толкнул, но зато каким весом! Женька летит в снег, а Саша невозмутимо садится на него, как на мешок с картошкой, и вроде бы сапог поправляет…

Штабная «эмка» поравнялась с Зайцевым. Сержант встал, отдал честь и снова уселся на Женьку. Ну прямо как в театре! А машина, проскочив мимо, скрылась за поворотом.

— Вставай, пошли, — ухмыляется Саша.

Женька отряхивает с одежды липкий снег и, конечно, ворчит:

— Ну что, этот момент мы тоже отработали?

— Как часы.

— Вообще-то здорово получилось, — соглашается Женька.

И тут, как назло, снова рокот мотора за спиной, и Женька снова бросается в снег.

— Отставить! — смеется Саша. — Эта колымага как раз нам подходит. — Он поднимает «букет». Машина останавливается, и Женька, подхваченный свободной рукой Зайцева, оказывается в кузове.

А вот и приземистый бревенчатый дом на краю лесочка. Здесь, по всему видно, и живут девушки. Вокруг дома, как всегда, нарыты землянки. Женька подумал: «Сколько землянок нароют люди за войну в полях и лесах! Куда их потом девать? Ведь никто не закапывает, снимаясь о места. Правда, иногда землянки переходят от одной фронтовой части к другой — сменяются полки, дивизии…» Женька не успел додумать, как машина остановилась возле девичьего жилья.

В большой низкой комнате, куда прямо из сеней попали Саша и Женька, был накрыт длинный стол, обставленный со всех сторон такими же длинными скамейками.

Женька глазам своим не верил. В этой комнате были его друзья, его фронтовые товарищи! А как же иначе их называть! Дяди с тетями? Еще чего не хватало!

А Генералов-то! В белом высоком колпаке колдует у стола… И Жора парикмахер здесь! Склонив голову, он, как птица крыльями, машет худыми руками, колдуя над Катиной красивой головой. Щелкают ножницы, а Жора говорит, говорит, а Катя улыбается, посматривая, между прочим, в маленькое круглое зеркальце, пристроенное на подоконнике… Ну и, конечно, Лена! Она такая же, как всегда, только глаза у нее сегодня счастливые, сверкающие, как светло-голубые стеклышки…

Генералов церемонно подает руку Женьке.

— Ну, Евгений, тебя не узнать! Задаю злободневный вопрос…

Но тут Лена метнулась к повару и прикладывает свою маленькую ладошку ко рту Генералова.

— Дядя Боря! Вы же…

— Не буду, не буду… — не обижается Генералов и объясняет Женьке: — Я им обещал сегодня вопросов не задавать. В честь Восьмого марта!

Женька рассмеялся: наверно, повар всех уже «допек» своими вопросами. А Катя говорит:

— Женечка, подойди, мальчик, дай на тебя посмотреть! — Она косится в сторону Женьки, а парикмахер движением пальцев возвращает Катину голову в прежнее положение.