Непредсказуемый Берестов - [14]

— С дороги! В лес! Подводу убрать! Ложись!..

И в это время — разрыв, другой, третий. Нет, это не самолеты бомбят. Теперь в лес летят артиллерийские снаряды и мины. Они врезаются в землю, взрываются вразброс, и кажется, что бежать уже некуда, а Женька все равно бежит, обезумев от страха, бежит, не разбирая дороги, ничего не видя перед собой, дальше, дальше в глубь чащи.

Вот он наткнулся на кого-то из бегущих, да так лихо, что повалил того на землю, а взрыв, раздавшийся сзади, горячей волной ударил ему в ноги.

Едкий тошнотворный запах, как туман, заполняет лес, а снаряды рвутся, и осколки визжат, срезая ветви деревьев, раздирая лесной воздух. Сил больше нет! Женька падает, и в ту же секунду что-то подбрасывает его, переворачивает на бок, засыпая землей и травой… И тишина. «Почему тихо? Убит я, наверное, убит, и все. Как же я убит, если соображаю? Просто уже не стреляют… — Женька чувствует, как врезается в плечо ремешок от рюкзачка. — Живой я», — решает Женька. Он силится подняться, но тело стало таким тяжелым… И тут мальчишка понимает: землей его завалило. С трудом разогнул спину, поднялся, стоит, пошатываясь, еще ничего и никого не видя вокруг себя.

Где же все? Женька хочет крикнуть, позвать, но голоса нет. Сделал шаг, другой… И пошел.

— Тетя Васена… — шепчет он, идя напролом по тлеющему лесу. — Тетя Васена…

Сознание того, что остался один, страшит более всего. Он идет, а тишина глушит, и соображать трудно. Лесок понемногу начинает редеть, но за едким дымом ничего толком не видать.

Может, они в другую сторону побежали — успокаивает себя Женька. А может, убило их?.. Нет, теперь это невозможно. Не может быть, чтобы он остался один в этом страшном лесу. Так не бывает!

Вот стало совсем светло за деревьями. Да вот же она, дорога! Вот и люди! Идут… Их много. Кто же это? Прислонившись грудью к дереву, Женька всматривается в даль. И по спине вдруг побежали, побежали мурашки. Да это… это… немцы! Фашисты! Вот они. Так близко. Как будто плывут по дороге. Почему же никаких звуков? И вдруг, сообразив, что уши заложило, Женька трясет головой, прижимает ладони к вискам и глотает, глотает слюну, которой и нет в его пересохшей гортани… Но слух возвратился, и Женька слышит теперь рокот машин и тарахтение мотоциклов… А лес до дороги пуст и тих, и никого вокруг…

Страшная, неуправляемая уже ничем злоба закипела в Женькином затылке, именно в затылке, потому что вся она, не уместившись в целом теле, лезла в уши, в нос, в рот и горела там душным огненным жаром. Дрожащей рукой поднял Женька с земли толстую обгорелую ветку… Но не успел сделать и шага, как чья-то рука тяжело опустилась на его плечо.

— Спокойно, малец. Спокойно. Так дело не пойдет.

Боясь ошибиться, Женька оборачивается. Конечно! Это он — старший лейтенант! И пограничник поодаль, с костылем, что прихватили ему еще там, у горящих санитарных машин. А командир продолжает:

— Да ты никак в бой собрался? Молодец, елки-моталки.

Женька уловил иронию. Но к чему она сейчас, когда фашист в ста метрах, может, даже ближе.

— А чего они? — зло цедит Женька.

— Ну, это детские разговоры, — командир явно недоволен. — Ты всегда так: сначала делаешь, потом думаешь? Или не так? — Женька молчит. — Куда ж ты с палкой? На танк. Сам-то откуда?

— Из Москвы.

— Ого-го! Что ж теперь с тобой делать?

— А где же все? — спешит спросить Женька.

— Кто ж теперь знает, где? Тебя б не встретили и тоже не знали бы… Телегу нашу накрыло двумя снарядами. Это видели. Там уж никого не осталось…

— А тетя Васена? Ну, которая с девочками? — Готовый уже ко всему, Женька, набычившись, ждал ответа.

— Которая с девочками?.. — словно припоминал старший лейтенант. И покачал головой. — Нет, не видел. И врать не буду. — Он посмотрел на пограничника. Женька перехватил его взгляд. Но пограничник еле пожал плечами, глядя в землю. — Может, кто жив и остался, — продолжал командир, — так теперь наши дороги разошлись. Нам вперед, к фронту. А гражданскому населению что? Женщины, дети… Куда им теперь идти? Где-то оседать надо…

— Я с вами! — не дослушав командира, но почуяв ход его мыслей, поспешил Женька. — У меня тут и дома-то нет…

Устало посмотрел на Женьку старший лейтенант. О чем он думал? Скажет сейчас: «Иди-ка ты, паренек, куда подальше и не мешай военным людям дело делать», и тогда все, конец. А командир перевел взгляд на пограничника, потом вновь на Женьку и вновь на пограничника. И не было в этих взглядах никакой игры или «воспитательных» штучек, просто решал он, соизмерял свои силы, как рабочий, грузчик, например, — брать этот груз или не брать, донесет ли? И командир сказал:

— Только без моего приказа ни шагу! Сам погибнешь и нас погубишь. А нам с Сеней еще долго жить надо. Целую войну. Понял?

— Понял! Конечно! Я все понял… — затараторил Женька.

И пограничник, которого, оказывается, звали Сеня, оживился:

— Да наши их… Ведь какая сила в округе! Как даванут…

— И шапками закидают, — усмехнулся командир. — Хорошо бы, елки-моталки, только уже мало верится.

— Не верите? — не то со страхом, не то с вызовом громко спросил Женька.

— Отставить разговоры! И вообще помалкивай. Лес тишину любит!