Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [58]

– Дождь закончился?

– Да. – У меня было чувство, что меня застукали на месте преступления.

– Надо задать корм скотине, – сказала она, зевая и потягиваясь.

– Думаешь, я буду помогать тебе по хозяйству? Ты же у нас фермерша, а не я, – усмехнулась я.

– Конечно, ты ни в жизнь не управилась бы с хозяйством, куда тебе до меня, горожанка. – Коули быстро села, схватила меня за край свитера и потянула обратно на диван. Я и не думала сопротивляться. Она набросила мне на голову флисовый плед, в который сама была закутана, положила подушку и уселась сверху. Я отбивалась, но вполсилы, Коули не отставала, тогда я поднажала, и мы полетели на ковер, приземлившись между диваном и журнальным столиком. Плед по-прежнему прикрывал меня почти целиком, создавая барьер между нами. Но когда один его конец оказался зажат под моим коленом и я увидела, что безразмерные свитера обвились вокруг нас, обнажая мой живот и спину Коули, я перестала подыгрывать ей и вырвалась. Я встала и отряхнула ноги жестом Рокки, только что совершившего свое восхождение по семидесяти двум ступеням.

– Отступление означает поражение. – Коули убрала волосы с лица и протянула руки, чтобы я помогла ей подняться, что и было исполнено, но потом я немедленно сдала назад.

– Не хотелось увечить тебя, воспользовавшись своей исключительной силой, – сказала я, вся звеня от переполнявшей меня энергии.

– Держи карман! Посмотрим, не завалялась ли в комнате у Тая выпивка? Надо же нам вознаградить себя за труды!

Она знала, о чем говорила. Мы обнаружили початую бутылку виски «Саузерн Комфорт» и смешали его с тем, что осталось от двух литров почти выдохшейся колы, охлаждавшейся в дверце холодильника. Мы сделали несколько глотков, потом переоделись в джинсы. Я взяла сапоги Тая, которые были слишком мне велики. Все это напомнило мне поездки к Клоусонам. Снаружи было грязно. Мой нос уловил аромат травы, яблоневого цвета и мокрой от дождя земли, тот самый запах, который производители стиральных порошков и мыла безуспешно пытаются воспроизвести в композициях под всякими названиями вроде «альпийская свежесть». Мы погрузили тяжелые мешки с комбикормом на скользкое дно грузовика. Коули нашла перочинный нож и надрезала каждый сверху. Она заскочила обратно в дом и вернулась оттуда с кассетой, вставила ее в магнитофон и нажала на перемотку. Кассета, некогда принадлежавшая Таю, оказалась сборником песен Тома Петти. Я отправила Линдси похожий сборник Tom Petty And The Heartbreakers в благодарность за все те альбомы, которые она мне дарила. Но когда я спросила, понравился ли он ей, Линдси заявила, что Том Петти – шовинист и женоненавистник, а его роль Безумного Шляпника, поедающего Алису в клипе «Не появляйся здесь никогда», просто подливает масла в огонь, который он и без того разжег своим текстом, продемонстрировав «посредственное дарование и похотливый интерес к девочкам-подросткам».

Коули я об этом говорить не стала. Да и моей любви к Тому Петти слова Линдси не поколебали. Но тогда в грузовике Коули сделала звук погромче, и мы опустили стекла. Пришлось повозиться, стеклоподъемники у них были ручные. И отхлебнули из большой пластиковой бутылки. Коули перемотала на начало. Первой шла «The Waiting», от которой мы обе были без ума.

Она спела строчку:

– Oh baby don’t it feel like heaven right now?

Я подхватила следующую:

– Don’t it feel like something from a dream?[16]

Коули мчала по холмам, по разбитым проселкам, по свежей грязи, густой и маслянистой, словно повидло, а потом и вовсе не разбирая дороги, сокрушая влажную от дождя полынь, которая хрустела под нашими колесами.

Между куплетами мы передавали друг другу бутылку. Фиолетовые крокусы усеяли склоны холмов. Их лепестки были такими нежными, что казались почти прозрачными, и солнечный свет свободно проходил сквозь них. Склоны в эту пору радовали глаз густой и яркой зеленью, которая с приходом летней жары словно бы выцветала. Мы прослушали еще несколько песен, потом Коули перемотала пленку, и снова раздались звуки «The Waiting», а потом еще и еще, с каждым разом все громче и лучше.

Большая часть стада паслась у седьмых ворот в можжевеловой роще. Лучи солнца согревали их вымокшую спутанную шерсть. Тейлоры выращивали рыжих абердин-ангусских коров. Через пару недель начинался отел, я заметила несколько стельных коров. Они напоминали мохнатые товарные вагоны на ножках. Телята у них будут плюшевыми, темно-рыжими, милыми, словно игрушечные медвежата. И все как один с большими нежными глазами. Я забралась в кузов и стала кидать им содержимое мешков, а Коули вела машину зигзагами, стараясь никого не обделить.

Остальная часть стада щипала молоденькую травку на лугу примерно в полумиле от нас. Я закончила раскидывать комбикорм, и мы сделали еще по глотку. С некоторым усилием Коули взбиралась вверх по каменистому, но скользкому склону из розового песчаника. Местные называли этот холм Земляничным. Она забуксовала в размякшей глине у вершины, а потом заглушила мотор. Мы застелили кузов пустыми мешками и накрыли их фланелевым покрывалом. Коули прибавила громкость. Мы лежали на спине, упираясь ступнями в мягкую ткань. Заходящее солнце окрашивало редкие облака во все оттенки лилового – от чернильного до сливового, – а самые нижние слои были чуть тронуты краской, нежные, словно подбрюшье новорожденного щенка. Остальное небо было расцвечено оттенками оранжевого: от арахисового до апельсинового. Я чувствовала, что между нами что-то происходит и дело явно не в виски. Это