Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [139]

– Если мы воспользуемся ими, за нами будет еще легче проследить. – В этом замечании Джейн был смысл. – Что ж, придется на какое-то время забыть о самолетах. Невелика потеря!

Все, что просила Джейн, было собрано. Лично мое дупло Страшилы Рэдли было набито до отказа. У нас были карты. И, что самое главное, у нас был план. Значит, время пришло.

Лидия одобрила нашу вылазку – прогулку и пикник в дальнем конце соседнего ранчо под сенью берез. Там, в роще, стоял стол (поставленный на два камня спил огромного дерева) и четыре гигантских каменных «стула». Преподобный Рик несколько раз водил нас туда. Лидия сообщила Джейн, что та по-прежнему наказана за курение марихуаны, но раз уж экзамены скоро останутся позади и она довольна результатами индивидуальных консультаций, на неделю все ограничения с Джейн снимаются. «Все что угодно, лишь бы удрать отсюда, – прошептала Джейн тем утром по дороге в Бозмен, – похоже, недолго мне осталось терпеть ее порядки».

Пока я стояла перед дверью в уборную, ожидая, когда Эрин приведет себя в порядок, я совершенно случайно заметила адресную книгу, свисавшую рядом с телефоном. Я листала страницы, не надеясь отыскать на них Мону, но неожиданно нашла. Мона Харрис. Проживает на Уиллоу-уэй. Она вроде бы говорила, что живет в общаге, но вдруг? Может, она переехала? Я очень осторожно вырвала листок. Бумага была тончайшая, да и место неудобное – коридор другим концом упирался в кухню, поэтому официанты так и роились вокруг, бегая туда-сюда: туда – с подносами, груженными крахмалистыми яствами, обратно – с пирамидами грязной посуды и замызганными салфетками. Я свернула страницу и засунула крошечный прямоугольник за пояс юбки. Никто ничего не заметил.

Столкнувшись в коридоре лицом к лицу, мы с Эрин обе почувствовали себя до ужаса неловко. Она придержала для меня дверь, но изо всех сил старалась не встречаться со мной глазами, делая вид, что ее сильно заинтересовало что-то в обеденном зале. Я же просто кивнула ей и закрыла дверь за собой. Мы ни разу не говорили о том, что случилось. Ни единого словечка не проронили. Да и вообще за последние несколько дней все больше молчали. Обе были заняты подготовкой к экзаменам, я работала над докладом, но, конечно, дело было не в занятости; мы заключили негласное соглашение, пошли по простому пути.

В уборной мне пришлось дважды намыливать руки, чтобы смыть черную типографскую краску, въевшуюся в кожу. Руки у меня при этом дрожали, что меня не удивило. Всю неделю я была словно сгусток электрической энергии, тронь пальцем – убьет.

Возвращаясь к столу мимо телефона, я подумала о преподобном Рике. Он был в отъезде, выступал с какими-то лекциями для страдающих от ожирения. Я часто размышляла о том, как это будет, когда ему сообщат. Звонок застанет его в Кливленде или в Атланте, возможно, в Таллахасси. Я много раз прокручивала в голове эту сцену, но выходило по-разному. Иногда я представляла его на встрече «Эксодус Интернешнл», среди улыбающихся, нарядных людей где-нибудь в церкви или большом зале. На нем выходной костюм, тот, в котором он приезжал к нам в «Ворота славы», когда я слушала его вместе с остальной паствой. Костюм его не старит, наоборот, он выглядит мальчишкой, решившим подурачиться. По этой версии, его должны будут остановить посреди вдохновенной речи о мрачных пучинах содомии и свете Господа. Какая-нибудь незаметная женщина отделится от стены или мужчина в скрипящих ботинках – скрип-скрип-скрип-скрип – подойдет к нему и шепнет что-то на ухо, а может, передаст записку. Рик быстро прочтет ее, потом извинится и скажет, что ему нужно немедленно поговорить по телефону, дело не требует отлагательств. За его беседой с Лидией, с полицией – неважно – будут внимательно наблюдать пастор и викарий, его приятели по «Эксодусу», бывшие геи. Их лица примут встревоженное выражение, они будут обмениваться быстрыми взглядами, стараться по его ответам догадаться, что же случилось, а потом, когда он положит трубку, ждать полного отчета о несчастии в «Обетовании».

Иногда звонок заставал его в номере отеля. Даже не отеля – занюханного мотеля, зажатого между стоянкой для больших грузовиков и круглосуточной забегаловкой (я видела такие в низкопробных детективах – наркодилеры и шлюхи толкутся повсюду, мигающая неоновая вывеска прилагается). Это мерцание проникает в его окно сквозь засаленные занавески, все вокруг покрыто каким-то налетом, на потолке расплывается пятно сырости, краны в ванной покрыты ржавчиной, а о том, чтобы встать босыми ногами на коврик, даже подумать страшно. Телефон в номере жуткий: не бежевый, не золотистый, а словно обтянутый человеческой кожей, бывают такие; звонок у него резкий, металлический, слишком громкий для такой маленькой комнаты, так что Рик не может притвориться, что не слышит. Я знала, что ему вряд ли когда-нибудь придется останавливаться в таком номере, потому что у борцов с ожирением были толстые кошельки, однако иногда мое воображение помещало его именно в такое место.

Чаще всего все же я представляла его в пристанище другого рода, в безымянной гостинице при аэропорте с маленьким холлом, шведским столом и бесплатными газетами на столах. Возможно, при заселении гостям полагался комплимент от заведения. В номере работает телевизор, но звук приглушен, канал… возможно, что-то необычное,