Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [140]
Я никогда не думала, чем закончится этот разговор, не пыталась представить его реплики. Зато я отчетливо видела, как удивление на красивом лице сменяется страхом и тревогой. И вот тут, особенно если Рик во время этой сцены оказывался в комнате грязного мотеля, мне становилось очень его жаль, потому что я понимала, чем обернется наш побег для него, что он почувствует. Но этого было недостаточно, чтобы заставить меня отказаться от нашего плана.
В пятницу состоялась моя последняя индивидуальная консультация с Лидией. Мы сидели в той же комнатенке, где Рик в августе показывал мне мой пустой айсберг. Удушливую гардению на подоконнике сменил неуклюжий папоротник, но остальное было на своих местах.
В прошлый раз мы остановились на моем вуайеризме, который проявлялся через одержимость фильмами с гомоэротическими сценами. Этот компенсаторный механизм я использовала (безуспешно) для того, чтобы игнорировать смерть родителей и избавиться от чувства вины. С этого мы и начали. Я изо всех сил старалась угодить Лидии, быть для нее открытой книгой, которую она читала все последние недели, но меня одолевало странное желание поведать ей о нас с Эрин. О том, что Эрин делала со мной. Я подавила его и лишь рассказывала Лидии то, что ей хотелось знать: обо всех постельных сценах в фильмах, не предназначавшихся для моих глаз, о том, как я вновь и вновь пересматривала их, растворяясь в образах и звуках кадр за кадром. Но внутренний голос не замолкал: расскажи ей об Эрин, расскажи, расскажи. Этого нельзя было делать ни в коем случае, иначе прощай наш завтрашний пикник. А значит, придется отложить побег, возможно, надолго, и тогда уж нам никогда не собраться. Но даже это не помогало. Мне хотелось заявить ей спокойным ровным голосом: «А ведь недавно кое-что случилось. Думаю, вас следует проинформировать. Эрин-викинг, моя соседка, разбудила меня посреди потрясающего эротического сна с Бетани Кимблс-Эриксон, забралась ко мне на кровать и закончила то, что начало мое воображение. И вот что я вам доложу: она точно знает, что делать. Очень профессионально, каждое движение отточено».
Разумеется, я промолчала. Все шло заведенным порядком, пока – я не помню, что именно подвело нас к этому, – Лидия не сказала:
– Мы уже довольно далеко продвинулись, и теперь тебе надо постараться понять и принять роль, которую родители сыграли в формировании твоей поддавшейся греху личности. Ты уже начинаешь видеть, каким образом их смерть повлияла на твое ошибочное представление об установленном Богом делении на мужское и женское, но этого мало. Трудности твоей гендерной самоидентификации начались куда раньше, при их жизни, и, изучая недавние проявления твоего противоестественного поведения, мы видим лишь часть куда более сложной картины.
Я не дала ей закончить:
– Мои родители не отвечают за мои решения.
На ее лице отразилось легкое удивление, но и только.
– Да, и я рада, что ты это признаешь. Но те условия, в которых они были приняты, то обращение и те установки, которые внушили тебе, когда ты еще находилась на попечении родителей, сильно влияют на твой сегодняшний выбор. – Она помолчала, поставила сложенные домиком ладони на край стола и продолжила: – Ты ступила на порочный путь до смерти родителей. Ты не сможешь пойти дальше, если будешь отрицать это.
– Я и не отрицаю. – Я сложила ладони домиком, копируя ее. Жест вышел нарочитым, но я хотела, чтобы она заметила это. – Я целовала Ирен Клоусон за день до того, как родители разбились. В день их смерти я мечтала еще раз поцеловать ее. И я сделала это той же ночью. Вы думаете, я не понимаю, какой выбор я сделала еще при их жизни?
Все это мы уже обсуждали раньше, но я впервые говорила об этом так, изложила хронологию событий, которая заставляла меня испытывать мучительный стыд при одном лишь воспоминании.
Лидия улыбнулась, не поджала губы в знак неудовольствия, а улыбнулась по-настоящему и сказала:
– Я думаю, ты считаешь себя ответственной за их смерть, поэтому чувство вины заставляет тебя тщательно оберегать их память. Ты так уверена, что Бог наказал тебя за твои прегрешения с Ирен, что отказываешься принять любые другие объяснения. Поэтому ты перестала воспринимать родителей как людей. Для тебя они лишь орудие, с помощью которого Господь решил проучить тебя. – Она замолчала и, убедившись, что я смотрю прямо ей в глаза под высоко вздернутыми бровями, в лицо, словно все состоящее из острых углов, продолжила: – Не такая уж ты важная птица, Кэмерон Пост. Ты согрешила, грешишь, грех живет в твоем сердце, как и у каждого из божьих детей. Ты не лучше, но и не хуже других. Твои родители не умерли за твои грехи. В этом не было нужды – Иисус уже сделал это. Если ты не сможешь этого принять, пока не вспомнишь их настоящих, не увидишь их в истинном свете, а не теми, кем они стали в твоем воображении, ты не исцелишься.
