Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [118]

– Простите, – выдавила она, заходясь от хохота. – Ой, простите, никак не могу остановиться.

Тогда преподобный Рик выдвинул свой стул, встал за ним и, хлопнув в ладоши, объявил, что так не пойдет и, вместо того чтобы обсуждать ситуацию в группе, они с Лидией поговорят с каждым из нас по отдельности. Поэтому мы все, за исключением Дейна и Хелен, с которыми они побеседуют прямо сейчас, должны теперь разойтись по своим комнатам и ждать их. Лидия бросила на него такой взгляд, в котором явно читалось, что спонтанность этого решения ей вовсе не по душе, но я была рада выбраться оттуда.

Эрин-викинг дежурила по кухне, так что, когда я вернулась, в нашей комнате было пусто. Я повела носом: тяжелый спертый воздух, застарелая грязь, забившая фильтры, – так иногда пахнет в домах в конце зимы, если слишком долго не проветривать. Я приоткрыла окно и стояла в потоке свежего воздуха, пока меня не пробрала дрожь. Небо за горами хмурилось, наливались чернотой серые до поры тучи, точь-в-точь огромные ватные шарики, которыми тетя Рут только смыла вечерний макияж, все в пятнах от туши и теней для век.

Я села в кресло и откинулась назад, балансируя на двух ножках, а сама оперла ногу о край стола, чтобы не упасть. Мне следовало бы заняться испанским, но вместо упражнений я все думала, что же Марк мог сделать с собой.

Угадать, придет ли ко мне кто-то один или они заявятся вдвоем, я никак не могла, поэтому, когда примерно через полчаса Рик постучал в открытую дверь нашей комнаты – постучал один, – я обрадовалась.

– Привет, Кэмерон! Найдется минутка? – спросил он. Рик вел себя так, словно шел мимо и решил вдруг переброситься словом-другим, как будто это не он отправил нас по комнатам и велел ждать тоном, не терпящим возражений. К нему вернулась его обычная душевность, и мне сложно было уловить, скрывалось ли что-то под этой его ласковой приветливостью.

Я не знала, где он собирается расположиться, но он прошел в дальний конец комнаты к моему столу и дружески подтолкнул меня. Одно уверенное движение, и мое кресло опустилось на четыре ножки, а Рик смог дотянуться до кресла Эрин.

– Эй, ты разве не знаешь, что, если так сидеть, можно поломать ножки? – спросил он. – По крайней мере, так мне всегда говорила мама.

– Моя тоже, но, по-моему, это все вранье. Ничего они не ломаются. Я лично ни разу не видела.

– Твоя правда, – согласился он, а потом уже без всяких экивоков перешел прямо к делу: – Так ты хочешь о чем-нибудь поговорить?

– О Марке?

– О Марке, о том, что случилось вчера, о чем-нибудь?

– Он поправится?

Рик кивнул и заправил волосы за ухо.

– Думаю, да. Он сильно поранился, это серьезная травма. Восстанавливаться придется долго. И не только физически.

Говорить о Марке так было нестерпимо. Мне и хотелось, и не хотелось узнавать все подробности. В голове проносились жуткие картины библейских пыток, которым подверг себя Марк: то я представляла его с выколотыми глазами, то с раскинутыми руками, пробитыми гвоздями. От неведения становилось только хуже.

– Это случилось у вас на глазах? – решилась я. Если задуматься, так только хуже. Возможно, Марк хотел, чтобы они видели, насколько все его доконало, что уже было все равно, смотрит ли кто-то.

– Нет, он был в своей комнате, – ответил Рик.

– Но почему вы оставили его одного, если так беспокоились? – Мне не хотелось, чтобы вопрос прозвучал резко, но вышло именно так. Хотя я не жалела, что задала его.

– Хотелось бы найти хороший ответ, но, увы, мне нечего сказать. – Он сосредоточенно рассматривал свои ладони, водил пальцем по натертым от игры на гитаре мозолям. – Этот же вопрос мучает меня весь сегодняшний день.

Он помолчал. Я ждала, и Рик заговорил снова:

– Он совсем успокоился. Было уже очень поздно, когда мы отвели его в комнату. Адам спал. Мы с Лидией не сомневались, что Марк последует его примеру.

В разговоре опять возникла пауза. Невысказанные слова повисли в воздухе. Мои глаза остановились на фотографии Эрин и ее родителей в Музее живой Библии в Огайо. Семья собралась перед витриной, представлявшей Моисея на горе, все в шортах цвета хаки, футболки аккуратно заправлены, на лицах широкие улыбки. Целый год, глядя на это фото, я думала о том, какими счастливыми они здесь выглядят, как они рады собраться вот так вот, все вместе. Но теперь их улыбки вызывали ужас, такими они были фальшивыми, словно это не люди, а манекены, оскалившие пластиковые губы. У меня разболелась голова. Я повернулась к Рику и сказала:

– Я не знаю, о чем еще спрашивать. Или вы хотите, чтобы мы всё узнали, или нет. Какой смысл обсуждать, если вы что-то от нас скрываете.

– Что ж, я расскажу тебе, – сказал он просто, – если ты хочешь. Это, ах… – Он помолчал, болезненно поморщившись. – Мы с Лидией разошлись во мнениях по этому вопросу, но, думаю, важно оставаться честными со всеми вами, ничего не скрывать и не утаивать, чтобы не осталось места для слухов и сплетен. Но это очень неприглядно, Кэмерон.

– Ничего, пусть так, я потерплю.

Он кивнул:

– Да, но в этом нет ничего хорошего. Не надо бы тебе этого знать.

Я вспомнила, как Хейзел на пляже пыталась отговорить меня становиться спасателем. Логика та же. Только теперь я старше, а между тем моментом и сегодняшним днем много чего случилось.