Непотерянный рай - [10]

Она достала из тайничка в книжном шкафу бутылку водки и рюмку. Только сейчас он заметил, что на столе стоит еще рюмка. Она наполнила обе.

Когда поднимала рюмку, у нее дрожала рука. Она выпила залпом, он только пригубил.

По ее лицу словно пробежал холодок, и чуть-чуть рассеялась дымка в грустных глазах.

— Вы разглядываете мои тряпки.

— Нет, нет, что вы, — улыбнулся он. — Какое это имеет значение?

Стряхнув с себя апатию, она быстро собрала разбросанную одежду и вместе с пальто сунула в шкаф. На полке в шкафу он успел заметить аптечные пузырьки и коробочки. Она поспешно захлопнула дверцы.

С минуту она нервно расхаживала по комнате от открытого окна к двери и обратно, будто забыв, что не одна. Это состояние было ему знакомо. По вечерам он и сам метался в своей комнате, как зверь в клетке, но у него были, конечно, совершенно другие причины. У этой девчонки не могло быть подобного внутреннего разлада.

Но сейчас, именно здесь, он успокоился. Молодость этой девушки (а он почему-то все больше утверждался в мысли, что она не замужем), ее красота, которая ожила в движении и стала куда ярче, чем там, за столиком, — не могли не привлечь внимания. Он отлично понимал, что пришел сюда не как добрый самаритянин, на как прекраснодушный посланец провидения, бескорыстно спешащий на помощь. Если бы от нее не исходило волнующее очарование и покоряющий аромат молодости, его наверняка не было бы здесь. Разумеется, любой старушке он всегда поможет перейти через перекресток, но на большее у него не хватит доброты, ведь так уж повелось, что не очень волнует нас участь посторонних и альтруистов мы строим из себя только ради собственного спокойствия. Но здесь еще не разгаданная им боль этой девушки и его мужской эгоизм слились воедино. Переливы золотистых волос, спадающих на плечи, движения ресниц или плеч были наградой за его нарождавшуюся отзывчивость. И в то же время у него росло желание узнать правду или хотя бы частицу правды о человеке, который так заинтересовал его.

Анджей курил, когда разговор замолкал на минуту, он усиленно пускал клубы дыма и все время размышлял, что же случилось с нею? Что она пережила? Давно ли находится в таком состоянии? Истерия, наркомания, алкоголизм? Пожалуй, нет, хотя разумеется, сейчас с ней что-то происходит, но это уже следствие, а не причина. А главный мотив наверняка тот, что встречается чаще других, — неудачная любовь. А может быть, материальные затруднения? Комната была скромная, бедная. Бесспорно, она сняла ее вместе с мебелью, а ей самой здесь принадлежат разве что одежда, фотографии актеров и иностранных певичек да огромная кошачья голова на цветной фотографии. Ребячество.

Но картинки эти привели его в умиление, он никогда не попадал вот в такие девичьи комнатки, где томится молодость. Снова вспомнил о своем возрасте и почувствовал ответственность за свое пребывание здесь, пусть и по воле случая, а впрочем, о каком случае может идти речь, если он сам поволокся за ней по улицам, ведь она вела себя без тени кокетства.

Нужно было что-то сделать, чтобы она перестала молча расхаживать по комнате, как-то остановить это нервное хождение.

— Сядьте, пожалуйста.

— Зачем?

— Теперь я вас прошу.

— Не могу. Мне так лучше. Я не могу сидеть на месте. Вам этого не понять.

— В клубе-то вы сидели?

— Потому что пила. Вы не видели, я сидела спиной к залу.

— Я видел. Еще раз прошу вас, присядьте.

Безрезультатно. Каждый ее ответ, произнесенный тихим голосом, плыл как бы в другом потоке, уходя от главного сплетения мыслей. Как же вырвать ее из этого плена не дающих ей покоя и, возможно, болезненных мыслей?

От просительного тона он перешел к решительному:

— Садись, говорят тебе!

Она остановилась и зло посмотрела на него:

— Это еще что?

— Садись! Если не сядешь, я сейчас же уйду. Я вовсе не обязан терять здесь время.

— Можете идти, все вы одинаковы.

Он взял со стола коробку спичек и пачку сигарет. Она стояла рядом. Ну вот, сейчас снова начнет возмущаться. Губы ее дрожали, она сдерживала готовые сорваться слова.

И вдруг:

— Если вы уйдете, я тут же! — и показала взглядом на открытое окно.

Шантаж? А может, и в самом деле? Он по-прежнему ничего не знает о ней. Кто она, черт возьми, почему так странно ведет себя? Какова история ее жизни? Он уже какое-то время наблюдает за ней, но только одно представляется ему бесспорным: она не лжет, ее глаза говорят правду. Она действительно несчастна. Он нежно прикоснулся к ее плечу.

— Ну пожалуйста, сядьте, так будет лучше. Может, хоть немного успокоитесь.

Она покорно разрешила подвести себя к креслу. Отпуская ее плечо, он почувствовал, что сейчас совершенно необходимо, чтобы его ладонь легла на ее руку, покоившуюся на подлокотнике кресла, он не должен ее убирать. И самым теплым тоном, на какой только был способен, изрек избитую фразу:

— Поговорим спокойно.

— О чем?

— О вас. Очень хочется, например, узнать, как вас зовут?

— Вы задаете вопросы, как какой-нибудь студентик. Зачем вам нужно?

— Вы правы, в моих устах это звучит смешно. Такие вопросы я задавал лет двадцать назад. А сегодня делаю то же ради вас, чтобы легче было разговаривать с вами.