Непокорная жена - [8]

Дома он чувствовал себя подавленным критическими замечаниями матери, которая к тому же заставляла его проводить время в помещении из страха, что он, обладая слабым здоровьем, может истощить свои силы, играя на природе. Однако здесь, в Марблтоне, Генри расцветал, окруженный нежной заботой леди Брэдстрит. Ее дети всегда с радостью принимали и искренне любили Генри, несмотря на его физическую слабость.

Однако когда Элинор и Генри шел десятый год, для сэра Грегори наступили тяжелые времена. Он был вынужден продать Марблтон, и Брэдстриты, упаковав вещи, уехали, чтобы уже никогда не вернуться на прежнее место. Элинор плакала несколько дней не столько из-за потери партнеров по играм, сколько из-за того, что Генри лишился теплого приема, поддержки и заботы. Всего этого он не получал в своем доме, если не считать ее детских попыток как-то скрасить его существование.

Элинор закрыла глаза и сделала глубокий вдох, воскрешая в памяти радостные крики детей, бегавших когда-то по этим самым лужайкам. Она представила Генри, сидящего на траве, и его сияющие от радости темно-синие глаза, лишенные печали, которая обычно омрачала их.

О, Генри. Дорогой, любимый Генри. Как ей хотелось, чтобы ее брат был сейчас с ней, а не в университете. Она ужасно скучала по нему, когда он уехал в Итон. Правда, тогда Генри по крайней мере приезжал домой во время каникул, а теперь, находясь в Оксфорде, он ни разу не появлялся в Ковингтон-Холле.

Он, конечно, часто писал: не проходило и недели, чтобы они не получали его писем, в которых он подробно рассказывал о своих занятиях. Однако это было совсем не то же, что его присутствие рядом. С кем, кроме Генри, она могла поделиться своими надеждами и мечтами и даже глупыми стихами без опасения быть осмеянной? Разумеется, не с матерью и даже не с Селиной, своей ближайшей подругой.

Нет, никто не был близок ей так, как брат, и, вероятно, никогда не будет. Элинор вздохнула, наблюдая, как три толстых гуся продефилировали мимо нее, переваливаясь с боку на бок и громко гогоча в унисон.

Ее мысли снова вернулись к настоящему, и Элинор, отбросив детские воспоминания, двинулась к особняку, в котором теперь проживали Селина и ее муж, лорд Хенли.

Пройдя около дюжины ярдов, она достигла высокой живой изгороди из жимолости рядом со старым могучим дубом, где было в детстве их любимое с братом место и где часто устраивались пикники. Там землю устилала мягкая трава и всегда царила тень, а воздух был насыщен ароматом цветов жимолости. Они сбрасывали ботинки и крутили обруч или плясали на лужайке после сытной еды. Элинор больше всего тосковала по этим беззаботным дням. Как хорошо было бы снова ощутить ту свободу и ту радость, которая наполняла ее душу тогда!

Может быть, попробовать сейчас? Нет, это глупо. Но все же… День такой чудесный; и лужайка такая заманчивая. В этом нет ничего плохого. Оглядевшись украдкой, она наклонилась и расшнуровала свои полусапожки, улыбаясь в предвкушении прежней радости.

Спустя несколько секунд она стояла в чулках, чувствуя, как стебли травы щекочут лодыжки. Затем развязала ленты своей шляпы и бросила ее на землю рядом с массивным стволом дуба на искривленные, торчащие из земли и покрытые зеленым мхом корни.

Подбежав к живой изгороди, она сорвала цветок жимолости и, заткнув его за ухо, вдохнула нежный аромат, набираясь храбрости.

Потом начала танцевать. Элинор напевала себе под нос, кружась и перемещаясь с места на место под нависшими ветвями дуба, чувствуя, как радостно бьется ее сердце. Легкий ветерок ласкал ее щеки, и над ней дружно щебетали птицы. На какое-то мгновение Элинор ощутила себя свободной – свободной от всех забот, от брачных контрактов, от недовольства родителей и от меланхолии брата.

Внезапно уловив краем глаза чью-то тень, Элинор повернулась, и дыхание замерло у нее в груди.

– О! – воскликнула она и прикрыла ладонью рот. Ее охватило чувство стыда, и сердце учащенно забилось. Она была так поражена, что не могла сдвинуться с места и только смотрела на него, часто моргая, стараясь при этом удержаться на ногах.

Одетый в длинное серое пальто, небрежно прислонившись к стволу дерева, за ней наблюдал Фредерик с веселым блеском в глазах.

– Не останавливайтесь из-за меня, леди Элинор. Мне доставляет огромное удовольствие ваш танец. Впрочем, я должен извиниться за то, что напугал вас уже второй раз за этот день.

Элинор наконец обрела голос, хотя и нетвердый:

– Я думала, что нахожусь одна здесь, мистер Стоунем. Вы могли бы дать знать о своем присутствии.

– И лишиться такого восхитительного зрелища? Ну нет!

– Джентльмен поступил бы именно так.

– Я уже говорил вам, что не считаю себя джентльменом.

– Не сомневаюсь. Но что вы делаете здесь, в парке лорда Хенли? Если не считать того, что подкрадываетесь, как пантера, и наблюдаете за тем, кто об этом не подозревает.

– Мне не хотелось бы рассеивать ваши иллюзии, однако истина гораздо прозаичнее, чем вы думаете. У меня назначена встреча с лордом Хенли, и поскольку сегодня прекрасный день, я решил прогуляться. Что касается пантеры… Хм, мне нравится такое сравнение.

– Я не собиралась говорить вам комплименты.