Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [76]
Подобного рода ультиматум был просто несовместим с достоинством России как великой державы. Диван прекрасно понимал это, он просто искал повод для войны. Я. И. Булгаков решительно отверг столь дерзкие домогательства, отказался принять такую ноту, но заявил, что готов проинформировать министерство и государыню. Не дав ему времени получить ответ Царского Села, русского посла снова вызвали 5 августа (старый стиль) и объявили, что Порта «денонсирует все договоры с Россией и требует возвращения Крыма»[556]. Когда Я. И. Булгаков возмущенно отверг эти требования, он был арестован и заключен в Семибашенный замок. Согласно турецким дипломатическим обычаям, это означало разрыв всех дипломатических отношений и преддверие войны. 13 августа (старый стиль) она была официально объявлена, и над воротами Сераля был выставлен султанский бунчук о семи конских хвостах.
В эти трагические дни Суворов находился в Херсоне, откуда руководил вверенными ему войсками и наблюдал за поведением турок в Очакове, поддерживая постоянную переписку с командовавшим в районе Кинбурна генерал-майором И. Г. фон Реком, своим старым боевым товарищем по сражению при Козлуджах. У них в Очакове были свои осведомители из числа армян и греков. 8 августа Суворов рапортовал Потемкину из Херсона, что на границе все спокойно, а сам он собирается в Кинбурн для «лучшего о всем осведомления»[557]. Прошло три дня, и он рапортует о положении дел в Очакове:
«Турецкая флотилия под Очаковым ныне состоит: фрегат около 40 пушек, 3 корабля[558] 60 п[ушечны]х, 6 шебек 10 п[ушечны]х, 6 фелюг 5 п[ушечных], военной бот (прежде наш) 12 п[ушечн]ый, протчих 15 фелюг и мелких тартан 1 п[ушечны]х … Войска полевого было около 3000, более конницы, ныне гораздо уменьшилось; конницы же осталось до 500 албанцев; более уходят, нежели прибывают по притчине, что паша не довольную порцию производит за недостатками» [559].
Через неделю рапортует он, что, по донесениям И. Г. фон Река, в Очакове усиливается боеготовность турецких войск и продолжается укрепление стен крепости, как доносят разведчики и как можно наблюдать с Кинбурнской косы. Сам генерал-майор дал уже своим войскам наставления о бдительности и докладывает, что количество заболевших в Шлиссельбургском пехотном полку, составляющем гарнизон крепости, начинает снижаться, а больные выздоравливают[560].
Когда Суворов писал этот рапорт, война была уже объявлена и глухие слухи об этом уже разносились по приграничью. 20 августа он сообщает Потемкину[561], что уезжает в Кинбурн, так как оттуда уже два дня не поступало информации. В этот самый день турецкая эскадра атаковала в лимане два наших корабля, назначенных ожидать для эскортирования линейные корабли «Владимир» и «Александр», заканчивавшие вооружение в Херсоне. По возвращении 25 августа генерал наш посылает рапорт о бое наших судов с турками:
«…в 4 часа 20-го числа со всех судов турецких началась пальба из пушек и мортир, на что с фрегата “Скорого” и б[о]т[а] “Битюга” ответствовано было ядрами и брандскугелями[562]. Сие сражение продолжалось до шести часов, когда военные наши суда по наступающему ночному времени снялись с якоря и стали выходить из узкого прохода в лиман. Турецкие суда погнались за ними, между тем с обоих сторон производилась беспрерывная пальба. В 7 часов фрегат и бот, допустя турецкия суда подойти на ружейный выстрел, произвели по оным жестокую пальбу из пушек и ружей, ядрами и картечами, отчего многие неприятельские суда, будучи повреждены, все обратились назад…»[563]
То, что турки первыми объявили войну и первыми обнажили оружие, было хорошо для России: формально она стала жертвой нападения, и это обязывало Австрию сдержать данное в союзном трактате обещание и вступить в войну. Но на деле к большой войне Россия была пока не готова: сказывались последствия прошлогоднего неурожая, незавершенность укреплений Херсона, Севастополя и пр., недостаточная подготовленность боевых запасов в арсеналах и продовольственных складов Екатеринославской армии. Потемкин знал все это и был встревожен, кроме того, его трепала лихорадка, а это всегда действовало на дух его угнетающе. Суворов же в событиях 20 августа видел доброе предзнаменование и в своем письме к патрону от 23 августа старался влить в него свой бодрый дух и энергию:
«Вы велики, ваша светлость. Я ясно вижу, как обстоят дела. Будущее управляет настоящим. Ваша Светлость да простит мне мою мечту… Виды красивы здесь, под Херсоном и Кинбурном, но для любителей вахт-парадов; находиться постоянно в обороне. Участники никогда не бывают все хороши, и к тому же они все-таки люди. Это количество рук, само по себе значительное, могло бы быть использовано с большей пользой в другом месте, Тавриде не нужны корабли. Эх! Пусть только варвары там высадятся, и сколько их там будет? Что-то между 5000–9000 человек, при условии, если они употребят все свои морские силы. Но чем больше они проникнут в глубь страны, тем больше их будет порублено; потому что из предосторожности татары, главным образом жители равнины, были однажды обезоружены
