Непечатные пряники - [74]

Шрифт
Интервал

В программе развития внутреннего туризма они участвуют. Как все – так и они. Вот только участие их бумажное. Для настоящего участия туристам хорошо бы что-то показывать, кроме музея. К примеру, трактир Агеева, в котором останавливался Пушкин. Хорошо бы этот трактир к моменту показа отремонтировать и привести в божеский вид, а как это сделать, когда в реестре памятников значится совершенно другой дом…

Походив по центральной части Лукоянова, я увидел, что и правда показывать особенно нечего. Купеческих домов осталось мало, а на дома советской постройки глаза бы не глядели. Все же глаза мои углядели памятную табличку на одном из старых домов. На ней был портрет улыбающегося старика в очках. Рядом с ним написано «Выдающийся Лукояновский краевед, внештатный сотрудник газеты „Лукояновская правда“ Алексей Иванович Пох. 1909–1993. „Чего не знает Пох – знает лишь Бог“, говорили о нем лукояновцы». Смотрел я на эту табличку и думал о том, что хорошо жить в провинции, в маленьком уездном городке – там есть хоть и небольшой, но все же шанс оставить после себя памятную табличку с прилагательным «выдающийся». Впрочем, об этом надо было раньше думать. Теперь уж поздно.

Перед уходом из музея показала мне Елена Валентиновна странный аппарат, напоминающий выкованный из железа скелет огромного кузнечика юрского периода размером с велосипед. Оказалось, что это аппарат для изготовления гвоздей. Ему без малого сто лет. В Первую мировую войну увидел его один из лукояновцев в Германии. И так ему это устройство понравилось, что каким-то образом умудрился он изготовить его чертежи. По возвращении с фронта пошел он в кузницу и, поскольку сам был кузнец, да еще и хороший, этот аппарат выковал. Так и кормилась его семья до второй войны изготовлением гвоздей. И всю войну кормилась, и после нее. Сам-то кузнец ушел на фронт и не вернулся. Принесли это чудо техники в музей его потомки. Елена Валентиновна принесла из дому проволоки и… наделала гвоздей. Пока была проволока – приходящих в музей детей от этого аппарата было не оттащить. Если бы на экскурсию не пришли полицейские из Нижнего, проволока и сейчас бы еще оставалась.

Май 2016

Библиография

Кашина Г. И. История улиц старого Лукоянова. Саранск, 2014. 112 с.

Край наш Лукояновский / Сост. Ф. И. Кедяркина. Нижний Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 2000. 245 с.

ШЕСТАЯ ЧАСТЬ КОНФЕТЫ

Ардатов

Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая спешную почту.

И. Ильф и Е. Петров

Обычный человек, если ему сказать, что есть на свете такой городок, а вернее, поселок городского типа с названием Ардатов, скорее всего, покивает и скажет: «Как же, как же, знаем». И улыбнется, вспомнив роман Ильфа и Петрова. На самом деле он вспомнит Арбатов, а не Ардатов. Про Ардатов, если как следует поискать, в нашей русской классической литературе тоже можно найти несколько слов, и я их даже нашел у Мельникова-Печерского, который проезжал через город в середине позапрошлого века. «Три церкви, семь каменных домов, тротуарные столбики да две-три будки с заржавевшими алебардами у дверей напоминали, что это не простая деревня. Грязь, дома, крытые соломой, заросшие травой улицы и площадки, огромные лужи, в которых стаями полоскались утки, как грозные оппоненты силились доказать всю негодность этого города, и, признаюсь, доказательства этих господ имели свои причины и были сильны. Словом сказать, Ардатов – город, каких на матушке святой Руси довольное количество…» Ну какой, спрашивается, из этого может быть эпиграф к рассказу об Ардатове? Такое даже на эпитафию не станешь брать. Подумал я и взял эпиграф из «Золотого теленка». Пусть не содержит он дифирамбов, но и ругательным его не назовешь. Кабы я, читатель, тебе не рассказал, что одна буква в названии города изменена, – ты бы и не заметил. А уж про то, что в Ардатове нет никакой железнодорожной станции и никогда не проходили через нее ни скорые, ни курьерские, ни обычные поезда… На этом месте я, пожалуй, предисловие закончу.

Когда рассказывают о таких городках, как Ардатов, то обычно начинают с фразы: «Его прошлое уходит своими корнями…» Еще как уходит. Глубоко-глубоко. Ардатов, если на него смотреть как на растение, напоминает одуванчик – с виду маленький и беззащитный, а как начнешь выкапывать, то и окажется, что корень у него о-го-го! Вообще это сходство маленьких российских провинциальных городков с сорняками, которые все время норовят выполоть, полить какими-нибудь ядохимикатами, срезать листья, а они при этом все равно живут и не умирают…

Ордатова деревня

Коротко говоря, начало истории Ардатова не разглядеть в самый сильный телескоп – так далеко отстоит оно от нашего времени. Кто только не жил в этих дремучих лесах между Муромом и Арзамасом. Сначала были кочевники без всякого названия. Потом пришли кочевники под названием поволжские финны. Эти последние мало-помалу превратились в угро-финнов, которые, в свою очередь, стали разделяться на племена муромы, мещеры, марийцев, чуди, меря и мордвы. Мордва, неисчерпаемая как атом, стала делиться на племена эрзи, мокши, буртасов и терюхан. Этим уже некуда было делиться, кроме как на отдельных людей, и они стали размножаться, попутно занимаясь при этом охотой и собирательством. Охотились на медведей, которых в те времена здесь было больше, чем людей, били куницу, белку и бобра. Русских здесь не было до IX века. Потом они стали понемногу приходить. Вернее сказать, прибегать, поскольку были они беглыми крестьянами. Жили мирно. Русские научили мордву сеять хлеб, выращивать скот и разводить пчел в дуплах деревьев. Разведение пчел в дуплах называлось бортничеством (от слова «борть», которое, собственно, и означает дупло), и было это занятие так распространено среди русских, что в писцовых книгах XVII и XVIII веков их отождествляли с бортниками. Когда во второй половине семнадцатого века стали жечь леса, чтобы из золы добывать поташ, первыми пострадали пчелы, и цена меда… он просто пропал. Впрочем, до проблем с медом, как и до основания Ардатова, было еще далеко.


Еще от автора Михаил Борисович Бару
Дамская визжаль

Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…


Записки понаехавшего

Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.


Тридцать третье марта, или Провинциальные записки

«Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» — «книга выходного дня. Ещё праздничного и отпускного… …я садился в машину, автобус, поезд или самолет и ехал в какой-нибудь маленький или не очень, или очень большой, но непременно провинциальный город. В глубинку, другими словами. Глубинку не в том смысле, что это глухомань какая-то, нет, а в том, что глубина, без которой не бывает ни реки настоящей, ни моря, ни даже океана. Я пишу о провинции, которая у меня в голове и которую я люблю».


Один человек

«Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками…»Валерий Хаит.


Мещанское гнездо

Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.


Повесть о двух головах, или Провинциальные записки

Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.


Рекомендуем почитать
Неизвестная крепость Российской Империи

Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.


Подводная война на Балтике. 1939-1945

Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.


Тоётоми Хидэёси

Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.


История международных отношений и внешней политики СССР (1870-1957 гг.)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы о старых книгах

Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».


Страдающий бог в религиях древнего мира

В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.


Сидеть и смотреть

«Сидеть и смотреть» – не роман, не повесть, не сборник рассказов или эссе. Автор определил жанр книги как «серия наблюдений». Текст возник из эксперимента: что получится, если сидеть в людном месте, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг, и в режиме реального времени описывать наблюдаемое, тыкая стилусом в экран смартфона? Получился достаточно странный текст, про который можно с уверенностью сказать одно: это необычный и даже, пожалуй, новаторский тип письма. Эксперимент продолжался примерно год и охватил 14 городов России, Европы и Израиля.


Хроника города Леонска

Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.


Мозаика малых дел

Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.


Странник. Путевая проза

Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.