Непечатные пряники - [75]
Понемногу русских становилось все больше, и пробирались они на восток все дальше. Завелись в здешних местах русские помещики, которым русский царь жаловал земли за службу. Правда, заниматься земледелием в этих местах было непросто, да и некогда – татары пошаливали. Так пошаливали, что большая часть времени уходила на то, чтобы от них обороняться. Те, кто получал порубежные земли и крестьян, назывались жильцами. Жильцы устраивали наблюдательные пункты, засеки, беспрестанно ходили дозорами и спали стоя в кольчугах или сидя в стременах. О чем бы их ни спрашивали – всегда отвечали «Стой, кто идет» или, если переспросить, «Стой, стрелять буду».
Три раза проходил Иван Грозный своим войском мимо того места, где должен был возникнуть Ардатов, в сторону Казани. На третий раз, как гласит легенда об основании Ардатова, он, чтобы не сбиться с пути, решил взять себе провожатых. Вызвались показать ему дорогу через дремучие леса три мордвина, три брата – Ардатка, Кужендей и Торша. Проводили и вернулись, осыпанные царскими милостями, на берега речки Леметь. Ардатка поселился на том месте, где возник Ардатов, а братья его на месте будущего села Кужендеево, что находится в нескольких километрах от Ардатова. Вообще, если собрать все легенды, связанные с проходом войск русского царя по тем местам, то получится, что провожал его каждый третий, если не второй. Уж очень Иван Грозный плохо знал дорогу на Казань, хоть и шел туда в третий раз. Был еще крестьянин Калейка, проведший войско Грозного через Выксунский лес и получивший за это несколько сот десятин земли и в придачу лес, по которому он так удачно всех провел. Об этом Калейке даже сложили народную песню.
Увы, факты легенду об Ардатке не подтверждают. Факты в виде археологических находок говорят о том, что основали Ардатов волжские булгары за триста лет до третьего Казанского похода Грозного. Они оказались на берегах Лемети в середине XIII века после разгрома монголо-татарами Волжской Булгарии. В те времена проходил по территории будущего Ардатовского района Великий шелковый путь. Татары оттеснили от него булгар, и пришлось им селиться вдоль других, менее оживленных дорог. К началу XV века начались сложности и у татар. В связи с распрями в Золотой Орде татарский мурза Бахмет Усейн выделился из Большой Орды и основал таборный татарский поселок и таможенный пункт на месте поселения булгар. Несчастным булгарам пришлось еще раз подвинуться. Местное население называло этот татарский форпост Ордатовом. Местное мордовское, угро-финское и булгарское население не любило население поселка. Так не любило, что татарам все время приходилось держать навостренными уши, сабли и лыжи (хотя лыж у них, наверное, и не было).
Скорее всего, как считают краеведы, и название Ардатов не имеет никакого отношения к имени Ардатка, а произошло от слова «орда», которое с XIII века никак не изменилось. Как бы там ни было, а в ардатовском краеведческом музее на стене между первым и вторым этажами висит огромное панно, на котором нарисован и всадник на белом коне, долженствующий изображать Ивана Грозного, и бородатые русские воины, и даже священник. Кстати, о священниках. Какими бы заслугами перед русским царем мордвин ни обладал, какую бы опасную службу ни нес, а земельный надел он мог получить только после того, как крестился.
На этом панно большими красными цифрами записан год похода Ивана Грозного на Казань, который местные краеведы и предлагают считать годом основания Ардатова, – притом что в первый раз «Ордатова деревня» упоминается в Арзамасских поместных актах лишь в 1578 году. В конце концов, дата Казанского похода ничем не хуже любой другой даты. 1552 год старше 1578‐го на двадцать шесть лет, и это совсем не тот случай, когда возраст надо убавлять.
Взятие Казани расширило границы Московского государства. Засеки с их вышками, потайными проходами и дозорами отодвинулись на юг и восток. Грозный раздал мордовские земли боярам, стольникам, татарским мурзам и служивым людям из Свияжска. Русских поселенцев в Ардатовском крае становилось все больше и больше. К концу первой четверти XVII века русское население уже преобладало над мордовским. Занимались русские, как и прежде, бортничеством. Меда добывали так много, что дети в семьях русских поселенцев представляли собой, как правило, большой слипшийся ком, который только в банные дни и можно было разделить на отдельных мальчиков и девочек. Даже казенные подати вносили медом. И все было хорошо до тех пор, пока не стали добывать в здешних краях поташ…
Впрочем, до поташа еще была Смута. Поначалу ардатовцы вместе с арзамасцами (Ардатовский край входил тогда в состав Арзамасского уезда) «были в измене, от царя Василья отложилися…» и вместе с отрядами других отложившихся уездов осадили Нижний в 1606 году. Дорого им измена и осада обошлись – царские воеводы Пушкин и Одадуров в тылу повстанцев пожгли и разграбили большое количество сел – и русских, и мордовских. Осаду с Нижнего пришлось снять, а после разгромов, которые учинили им царские войска под селами Ворсма и Павлово, еще и в срочном порядке разбегаться по домам. Зато уже через два года ардатовские дворяне добровольно и с охотой вошли в арзамасское ополчение, сражавшееся вместе с рязанцами против Тушинского вора под Зарайском.
Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…
Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.
«Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» — «книга выходного дня. Ещё праздничного и отпускного… …я садился в машину, автобус, поезд или самолет и ехал в какой-нибудь маленький или не очень, или очень большой, но непременно провинциальный город. В глубинку, другими словами. Глубинку не в том смысле, что это глухомань какая-то, нет, а в том, что глубина, без которой не бывает ни реки настоящей, ни моря, ни даже океана. Я пишу о провинции, которая у меня в голове и которую я люблю».
«Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками…»Валерий Хаит.
Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.
Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
«Сидеть и смотреть» – не роман, не повесть, не сборник рассказов или эссе. Автор определил жанр книги как «серия наблюдений». Текст возник из эксперимента: что получится, если сидеть в людном месте, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг, и в режиме реального времени описывать наблюдаемое, тыкая стилусом в экран смартфона? Получился достаточно странный текст, про который можно с уверенностью сказать одно: это необычный и даже, пожалуй, новаторский тип письма. Эксперимент продолжался примерно год и охватил 14 городов России, Европы и Израиля.
Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.