Неожиданные люди - [105]
— А у нас об ту пору сенокос на Вологодчине, — погодя заговорил Тишкин. — Больно уж косить я люблю. Опять же, косьба любую болесть через пот вышибает. Бывалыча, выйдешь на зорьке с точеной косой. Тишина-а. Прохлада-а. В нашем-то селе луга заливные, травы до пояса. Сочные. В кулаке зажмешь травинку — молочко течет. Станешь с сынами в ряд — я последние-то года все с сынами косил, — да, встанешь, косой взмахнешь — она и зазвенит, засвищет, и трава, как бритвой ее срезали, так и валится, так и валится, травинка к травинке, полукружьями… Кажная жилка в тебе силой нальется. Бывалыча, косишь с зари до зари и устатку не чуешь. Со своими сынами я по гектару и боле в день накашивал…
— Сколько же у тебя сынов, дядь Матвей? — спросил сержант.
— Да взрослых-то, которые на войну ушли, трое, а всего, с малолетними сынами, — девятеро.
— Девять?! Дивять?! — в один голос протянули сержант и Писаренко, и сержант восхищенно заметил:
— Ну, и наклепал ты, дядь Матвей!
Сказал, и все трое дружно хохотнули.
— Ну, будя, зубы-то скалить! Полуночники! — оборвал их Жмакин и тотчас, нагнувшись и сильно дунув, погасил коптилку.
«Хороший мне народ достался», — с улыбкой подумал Ягодкин и сейчас же провалился в мертвый сон.
…С рассветом Ягодкин со своим топовзводом был уже на берегу Свири, двигаясь в сторону леса и провешивая первую прямую от полуразбитой Свирской ГЭС, уцелевшая труба которой служила Ягодкину главной визирной точкой. С теодолитом работал Жмакин. Установив по уровню треногу, он наводил визирную трубу на выставленные в створе колышки, и делая вслух отсчет, который записывал Ягодкин, двигался дальше, легко неся на широком плече увесистый инструмент. Все это проделывал он основательно, не спеша, но как-то так получалось, что ждали не его, а он поджидал, пока проворный Писаренко вгонит в землю колышек, а долговязый Тишкин и сержант («Живей, живей! — покрикивал тот. — Это, брат, тебе не косой махать!») сделают промеры лентой.
Вошли в лес и, замерив поворот, двинулись к первой батарее. Стволы ее орудий, прикрытые еловым лапником, едва просматривались сквозь прогалины между деревьями и казались чем-то посторонним и ненужным здесь, в лесу, где разливались мирные запахи хвои, трав и пестревших вокруг цветов и где воздух, казалось, переполнен верещаньем и посвистом птиц. И, вслушавшись в нежное попискивание крошки-королька, в грустное, глубокое кукованье кукушки, явственно улавливая исто человечий выкрик зеленушки «жи-и-иив, жи-и-ив, жи-и-ив!», Ягодкин опять на миг представил, что никакой войны не существует, а в эти мирные, глухие леса он попал сейчас как изыскатель, чтобы выбрать наилучший вариант дорожной трассы, — Ягодкин еще с десятого класса мечтал стать геодезистом-изыскателем. Но военная форма людей, с которыми он оказался в лесу, и до времени немые орудия батарей, грозно притаившиеся за деревьями, тотчас же уверили его в другом: что война — такая же реальность, как реальность то, что он, сугубо штатский по натуре человек, делает теперь необходимую военную работу.
Но в лесу все так же было мирно и покойно. Слышалось разноголосое пенье птиц, негромкий разговор сержанта с Тишкиным да короткие слова отсчетов, которые угрюмо диктовал для Ягодкина Жмакин. Порой, когда геодезисты приближались к батареям, чтобы зафиксировать ее координаты, оттуда доносился оживленный говорок прислуги, возившейся возле орудий. В остальное же время стояла кругом тишина.
Голоса поющих птиц между тем редели. Сверху все настойчивей вливался в лес резкий солнечный свет, и воздух утратил прохладу, густея и нагреваясь. От духоты и непрестанной, без отдыха, ходьбы Ягодкин все больше ощущал усталость, но крепился, глядя на своих неутомимо снующих по лесу красноармейцев.
К полудню были привязаны все НП, СНД и все батареи, кроме одной, стоявшей на опушке. Лес на опушке был редкий, и у самой батареи зеленела круглая полянка, залитая жарким солнцем. Установив теодолит на краю поляны, решили покурить перед последней привязкой и, рассевшись в щедрой тени дремучей сосны, закурили.
— Ух, мать честная, жара-а, — качнул головой сержант и, отложив на корень сосны дымящуюся цигарку, стащил гимнастерку, оставшись в белой исподней рубахе.
— Ты не дури, сержант, — нахмурился Жмакин. — Надень гимнастерку.
— Да ты че? — удивился сержант, отирая рукавом пот с красного лица. — Глянь вон, артиллерия и та разоблачилась…
На другом краю поляны какой-то рослый артиллерист, мелькая белизной рубахи, с остервенением рубил крупную сухую березу. Ягодкин, вспомнив, что орудийные расчеты, почти на всех батареях, тоже поснимали гимнастерки, решил промолчать и, полулежа на траве, курил, наслаждаясь кратким отдыхом. Жмакин, еще раз неодобрительно взглянув на сержанта, отвернулся и, дымя самокруткой, замкнулся в молчании. Писаренко и Тишкин тоже стащили с себя гимнастерки и, блаженно морщась, как и сержант, привязали их рукавами вокруг пояса.
Минуту посидев, Писаренко встал и ушел в лес. Тишкин вдруг ухмыльнулся и, лукаво сощурив глаз, о чем-то шепнул сержанту на ухо. Сержант недовольно поморщился и сказал:
— Отставить, Тишкин, болтовню!
КомпиляцияСодержание:СЕРДЦЕ ПОМНИТ (повесть)ПЛЕВЕЛЫ ЗЛА (повесть)КЛЮЧИ ОТ НЕБА (повесть)ГОРЬКИЙ ХЛЕБ ИСТИНЫ (драма)ЖИЗНЬ, А НЕ СЛУЖБА (рассказ)ЛЕНА (рассказ)ПОЛЕ ИСКАНИЙ (очерк)НАЧАЛО ОДНОГО НАЧАЛА(из творческой лаборатории)СТРАНИЦЫ БИОГРАФИИПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ:Заметки об историзмеСердце солдатаВеличие землиЛюбовь моя и боль мояРазум сновал серебряную нить, а сердце — золотуюТема избирает писателяРазмышления над письмамиЕще слово к читателямКузнецы высокого духаВ то грозное летоПеред лицом времениСамое главное.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».