— Будет брехать-то! — засмеялась Ася.
— Об чем вы тут шумели? — поинтересовался Трофим.
— Цементный-то, — вспомнила Ася, — закрывать собрались…
— Да рассказывал мне Жернох, сейчас его встретил… Только ерунда все это. Так, потреплют языками…
— Да ты чё! — рассердилась Ася. — Пломбы уж вешают на дверях…
— Мало ли чё… Как повесили, так и сымут…
— Ты на «верхотуре»-то не бываешь, — медленно глянул на жену Родион, — на силосах. Знаешь, там пыль какая? В двух шагах не видать ни хрена.
— Ну дак чё? — приутихла Ася.
— А то, что верное дело задумал санврач. Закроют нашу душегубку скорее новый выстроят…
— Да кто там закроет, — зевнул Трофим. — На Урале, вон, — брат рассказывал — почище дело было, и то ничего… — Он усмехнулся думам каким-то своим. — Городишко там стоит… забыл, как его, черта, обзывают… — Огнеупорный завод при нем. От размола сырья — магнезит мелют — такая там пылюга стоит, что на соснах городских… а там богатющие сосны росли… так на них все иголки и ветки скрозь поопадали. Братан рассказывал: въезжаешь, бывало, в город и видишь округ: голые, черные стволы сосен торчат, как на пожарище. Потом уж, видно, стыдно кому-то стало — поспиливали все к едрене бабушке. Пни одни остались. — Трофим затянулся куревом. — А наш брат, работяга, сам знаешь: заработки у них добрые, жилье, скажем, — в новых домах живут, ну и помалкивают… Тут какая-то санврачиха объявилась: ах, ах — расшевелила народ. В Москву написали. Тысяча человек, говорит, подписались… Ладно. Комиссия прилетела. Профессор какой-то. Знаменитый! Взяли пыль для анализа, и постановил профессор: безвредная пыль… Поняли? Деревья сохнут, а люди — дыши на здоровье…
— А врачиха что же? — спросила Ася.
— Да чё… Сняли ее да другого поставили. Так и с нашим цементным: химкомбинат-то, вон, как его размахнули. Цемент позарез нужон. Чё там санврач сделает против треста? Гребенщиков — он мужик крутой…
— Ему-то что, — обронил Родион. — У него, чай, в кабинете чисто…
— Вот бы и пусть врач санитарный хлопотал насчет нового завода. А ему лишь бы закрыть скорей, опечатать, а там хуть трава не расти…
— Много ты понимаешь, — начал было Родион, но Ася пресекла его:
— А ты об семье подумай! Завод закроют, что в получку принесешь?
Родион согнал с мускулистого плеча черную кусачую муху:
— Всех денег все одно не заработаешь…
Ася вспомнила о домашних заботах:
— Девчонки дома?
— Дома.
— Чай, не обедали?
— Тебя ждем.
— Трофим, айда с нами обедать, — сказала Ася.
— Так за «блондинкой» бы сбегать, — поглядел Трофим на Романа. — С отпуска-то…
— Ладно! Без «блондинки» обойдетесь, в жару такую… Рыбалить ужо поедете, там и выпьете. — И когда пошли к крыльцу, опять не сдержалась: — Пусть сперва новый выстроят, а уж тогда за старый берутся. А сунутся еще с пломбами — я им покажу кузькину мать! Не побоюсь и до высшего начальства дойти!
— Ну, разошлась, — усмехнулся приятелю Родион, — как холодный самовар…
Вернувшись к себе, Шугаев прошел в кабинет главврача, сел за стол, охватил руками голову и попытался собраться с мыслями, чтоб заглушить в себе отчаяние и возмущение, которые душили его… Он ждал чего угодно — скандалов, кляуз, вызовов к начальству, разбирательств на комиссиях, но управляющий не стал утруждать себя всем этим, он просто поднял трубку телефона и — конец!.. В принципе Гребенщиков мог поплатиться за свое самоуправство судебным наказанием, но Шугаев понимал, что при сложившейся ситуации городское начальство вряд ли это допустит… И все-таки действия Гребенщикова давали Шугаеву козырь в его борьбе. Нужно было только отыскать хороший ход, разумный и безошибочный, который бы помог ему, Шугаеву, использовать этот козырь…
Райком или народный контроль — вот куда он должен обратиться! Шугаев был мало знаком с руководителями горкома, но слышал, что первый секретарь Захаров — стоящий мужик. Может быть, прямо к нему пойти?.. Не мешало бы, конечно, посоветоваться с кем-нибудь… Конечно, с Орликом… Он журналист, газетчик. Знает историю с цементным и давно обещал написать фельетон…
Шугаев потянулся к телефону и вспомнил: «Да, ведь Орлик же обещал зайти ко мне сегодня. Ладно, подождем до вечера».
Виктор Орлик был другом Шугаева. А началась их дружба в школе при несколько необычных обстоятельствах… Тройка великовозрастных второгодников (впоследствии исключенных из школы) решила сачкануть с урока зоологии и отсидеться в туалете. Делая перекличку, учительница спросила об этих троих, и какой-то новичок, только что приехавший из деревни, простодушно сказал, что видел их в уборной и что они сейчас придут.
— Та-а-ак! — с угрозой протянула зоологичка и начала урок…
А в перемену в класс ворвалась тройка прогульщиков, их вожак Чикча кинул с порога:
— Кто продал, гады?!
Класс притих.
— Говори, кто продал! — накинулся Чикча на подвернувшегося под руку Шугаева.
— Не знаю, — тихо сказал Шугаев.
Чикча развернулся и двинул Дмитрия в ухо:
— Скажешь, падло?!
— Не скажу, — тихо, но твердо сказал Шугаев.
Чикча швырнул его к парте, и прогульщики принялись избивать Дмитрия. Тут-то на выручку Шугаева и кинулся Орлик… Их отлупили обоих. А после уроков Орлик, с огромным синяком под глазом, догнал в коридоре Шугаева и, протянув ему руку, сказал:
