Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней - [98]

Полли скидывает ссылку на мой блог всем своим знакомым из издательского бизнеса, и я готова рассмотреть любой вариант сотрудничества. Я уже получила письмо от литературного агента и схожу с ума и от значительности шанса, который мне выпал, и от ужаса, что могу его упустить. Как доказать, что моя история достойна публикации?

Я приезжаю в город на встречу с Патришей, чей офис расположен посреди модных улочек Верхнего Ист-Сайда. В машине я снимаю свою длинную черную трикотажную юбку, которую натянула поверх новых брюк, купленных в The Limited, а под свитером с длинным рукавом на мне шелковая блузка в мелкий цветочек с рукавами-крылышками. Выбравшись из машины и взяв талон у парковщика на стоянке, я ощущаю, как прохладная гладкая ткань брюк соскальзывает вниз по икрам и ложится на мои черные лодочки на шпильках. Мои каблуки громко и уверенно стучат по тротуару, и в брюках у меня совсем другая походка — широкая и непринужденная. В отражениях окон на Мэдисон-авеню я выгляжу невероятно высокой и солидной, какой никогда не выглядела в старомодной юбке.

На нужном мне перекрестке я замечаю, что Полли беседует со стройной брюнеткой за столиком уличного кафе. Я подхожу к столику и здороваюсь, и, пока Полли как обычно восторженно меня приветствует, кажется, что Патриша поначалу не понимает, кто я такая. Спустя миг она осознает, что я та самая хасидская женщина, которой нужен литературный агент, и ее челюсть падает на пол.

— Вы совсем не такая, какой я вас себе представляла, — говорит она с ошеломленным видом. — Вы такая стильная.

— Ну, в этом виновата Полли. Она меня развратила.

Я улыбаюсь и втайне испытываю восторг, услышав подтверждение, что вписываюсь сюда, что выгляжу как все вокруг. Подумать только, именно в Верхнем Ист-Сайде я наконец-то познаю, каково это — слиться с местной толпой. Полли тянет руку к моим волосам и легонько их поглаживает.

— Ты в парике? — тихо спрашивает она. — Не могу понять.

— Нет, это мои настоящие волосы, — смеюсь я. — Парик в машине. — Мне смешно оттого, что она никогда не видит разницы, хотя парик у меня пышный и кудрявый, а мои собственные волосы тонкие и прямые.

— Вы прямо как Бетти и Вероника, — улыбаясь нам, говорит Патриша.

— Это кто такие? — невинно спрашиваю я.

— Боже мой, ты даже не знаешь, кто такие Бетти и Вероника? Которые из комиксов про Арчи? — спрашивает Полли. Даже спустя столько времени ей все еще не верится, что у меня столько пробелов в культурном контексте.

Патриша перечисляет книги о писательстве и издательской работе, которые мне следует прочесть. Следующий шаг, говорит она, — написать заявку. Это как рекламное предложение для моей книги. С помощью заявки мы продадим идею, и, когда она будет продана, я смогу сесть за саму книгу. Я отправляюсь домой, твердо настроенная использовать каждый свободный час для работы над заявкой. Патриша говорит, что на разработку хорошей заявки может уйти даже год, минимум три месяца, но я намерена молниеносно написать заявку. Если эта книга — мой билет на волю, то я хочу воспользоваться им как можно скорее. Я уже выросла из своего прежнего мира.

8 сентября 2009 года я допоздна задерживаюсь в колледже, чтобы поболтать с друзьями. Я заряжена перспективой оставить прошлое позади. Я приступила к реализации своего плана, и пришло время сделать первый шаг. Я знаю, что это случится очень скоро; возможно, я просто жду, когда Эли переполнит чашу моего терпения, или еще какого-то знака — но от кого? Но это глупо — я ведь уже не та девочка из Вильямсбурга, которая во всем происходящем усматривала духовные послания.

На нервах я импульсивно решаю закурить свою первую сигарету. Я отчаянно стараюсь сдержать кашель, так как знаю, что кашель выдает новичка, а я хочу казаться спокойной и естественной, поэтому несильно затягиваюсь и на секунду задерживаю дым во рту, прежде чем выпустить тонкую струйку, и дым даже не попадает ко мне в легкие.

Стоя возле библиотеки колледжа с сигаретой в руке, я смотрю на людей, которые спешат мимо меня в обе стороны. Все они целенаправленно куда-то торопятся, и меня охватывает зависть. Я тоже хочу решительно куда-нибудь шагать; хочу смотреть в свое будущее так же уверенно и гордо, как все эти мужчины и женщины, чьи взгляды скользят по мне, но никогда не останавливаются.

На мне джинсы и пуловер, длинные прямые волосы змеятся по моим плечам, свисая по бокам толстыми темными лентами. Похоже, я выгляжу так же, как все. Вот оно, благословенное чувство анонимности, чувство принадлежности — разве это не одно и то же? Может ли кто-то разглядеть под моей беспечной позой нервную радость?

Как же я счастлива, что теперь я тоже часть этого мира! Я хочу прокричать это дубовым деревьям, возвышающимся вдоль входа в кампус. Я хочу кружиться, вскинув руки в небо, и скакать по лужайкам. Я никогда больше не буду той нелепой девушкой, болезненно застенчивой девушкой в парике и юбке. Я стану нормальной, настолько нормальной, что никто не прознает правды. Я сама забуду, что когда-то была другой.

Но обратно до Эйрмонта мне ехать час, поэтому я ухожу, пока не успела устать. На шоссе темно и пусто, и я включаю диск с миксом, который собрал для меня приятель из колледжа. Мягко играют The Pierces, а я постукиваю пальцами по рулю им в такт. Когда я съезжаю с моста Тэппан-Зи и сворачиваю на главную магистраль штата Нью-Йорк, раздается громкий хлопок, и, прежде чем я успеваю понять, в чем дело, машина начинает бешено и бесконтрольно вертеться. Я слышу визг шин по дороге, и машина вращается с такой скоростью, что свет фонарей за лобовым стеклом сливается в мутное месиво. Я держусь за рулевое колесо вытянутыми напряженными руками и вижу, как лобовое стекло разбивается на мелкие кусочки, когда машина врезается в отбойник и неуклюже опрокидывается, и каждый удар отдается болезненным толчком в моем натянутом теле. В последний миг я понимаю, что сейчас умру, и в голове у меня мелькает мысль, что именно так моя жизнь и должна закончиться, что я должна умереть на пороге желанной свободы. Бог действительно есть, и он наказывает меня. Вот о чем я думаю, перед тем как проваливаюсь в темноту.