Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней - [95]

— Я больше не хочу быть хасидкой, — внезапно объявляю я, когда мы выходим из магазина.

— Что ж, — говорит она, — не хочешь — не надо.

Однако я не представляю, как могу быть кем-то еще. Только этой жизнью мне дозволено жить. Даже если я от нее откажусь, то какая жизнь придет ей на замену?

Чем старше становится Ици, тем больше я беспокоюсь за его будущее. Когда ему исполнится три года, у него появятся собственные пейсы и он начнет ходить в хедер[239] — школу, где каждый день с девяти до четырех мальчики изучают Тору. Мне невыносима мысль, что его безупречную детскую мордашку испортят локоны по бокам и молитвенная шаль, которую ему придется носить, а еще тот факт, что его жизнь внезапно заполнится мужским влиянием, а я отойду на задний план.

Как могу я приговорить сына к жизни в рамках и мелководье? Как могу я позволить ему до конца детства стать заложником хедера или ешивы, в то время как сама использую все возможности расширить собственные ограниченные горизонты? Это кажется неправильным. Я больше не могу представить, что оставлю его в этой тесной, удушливой жизни, когда сама так сильно жажду свободы.

И все же оба мы в западне. Мне некуда уйти, и нет ни средств, ни ресурсов, чтобы изменить это положение. Я втайне живу другой жизнью, держу мысли и мнения под замком в той части разума, которую отделила для своей новой мятежной личности.

Снаружи я блюду кашрут, скромно одеваюсь и притворяюсь, что очень хочу быть набожной хасидской женщиной. Изнутри я жажду разорвать все шаблоны, сломать все преграды, воздвигнутые перед мной и мешающие мне видеть, знать, проживать.

Вся моя жизнь — упражнения в секретности, и главный секрет — мое истинное «я», и прятать его от Эли стало для меня задачей первостепенной важности. Когда я была младше, то записывала свои мысли в дневники, но после замужества я распрощалась с этой привычкой, потому что переживала, что мои записи смогут найти и прочесть, и тогда Эли поймет, какова я внутри. Сейчас же я скрываю от него свои новые познания; я не хочу оставлять на виду улики, которые указывают на перемены, назревающие во мне.

У меня в голове кипит такое количество мыслей, что возникает острая потребность их записывать. Я завожу анонимный блог, чтобы выкладывать записи в сети и использовать ее в качестве личного дневника. Я слежу за тем, чтобы записи нельзя было соотнести со мной. Я называю блог «Хасидская феминистка» и веду его, опираясь на все то, что изучаю в колледже Сары Лоуренс. По большей части это посты, навеянные феминистическими трудами, которые я читаю на уроках философии, и отрывки из эссе, которые я пишу на занятиях по театральному и писательскому мастерству.

Для начала я решаю написать о своих трудностях с консумацией брака. Я никому не рассказывала о своей затянувшейся девственности и вряд ли собралась бы опубликовать эту историю, но телефонный звонок на прошлой неделе заставил меня передумать. Мне позвонила женщина из Вильямсбурга, которая не назвалась и сказала, что мой номер дала ей тетя Хая. Ее дочь, недавно вышедшая замуж, уже восемь месяцев не может консумировать свой брак, поведала она. И спросила: нет ли у меня какого совета на этот счет?

Ее вопрос ошеломил меня, потому что я всегда считала свои проблемы с вагинальным здоровьем исключительно редкими, аномалией не только в моей общине, но и в мире вообще. И все же была эта мать, которая переживала за свою дочь, не способную заниматься сексом (явных причин чему не нашлось), и искала хоть какого-то объяснения, какой-то помощи. Я посоветовала ей, что могла, хотя тогда даже толком не понимала, почему сама через это прошла.

Рассказ о моем огромном изъяне у всех на виду — разумеется, анонимный — приносит удивительное чувство освобождения. Когда я выкладываю свою историю онлайн, появляется рой комментариев, написанных людьми вроде меня — по большей части бунтующими хасидами, а также бывшими хасидами, несколькими современными ортодоксами и даже парочкой гоев. Понятия не имею, каким образом все эти читатели обнаружили мой скромный блог, мою точечку в киберпространстве, но всем им явно есть что сказать.

Некоторые не верят в эту историю. Они не понимают, как девушка может всю жизнь не замечать собственную вагину. Другие сочувствуют. Некоторые делятся схожим опытом. Читатели спорят друг с другом, используя мой блог в качестве форума, и я увлеченно читаю их комментарии. Неким образом я чувствую себя в центре чего-то серьезного и в то же время в полной безопасности за экраном своего компьютера, где меня никто не видит и ни в чем не сможет обвинить.

«Как вы сохраните опеку над ребенком?» — спрашивают мои читатели. Ни одна община не позволит вам уйти вместе с ребенком, если вы не религиозны, говорят они. «Я юрист, — написано в одном комментарии, — и мне достоверно известно, что таких прецедентов еще не было».

Меня предупреждают, что ни один раввинический суд не разрешит мне покинуть общину вместе с сыном. Даже если бы я продолжила соблюдать все законы, меня все равно сочли бы недостаточно набожной для воспитания собственного ребенка. Мне рассказывают о подобных случаях, называют имена женщин, которые потерпели поражение, но эти комментарии меня не пугают. Я знаю, что я не такая, как эти женщины, что во мне есть то, чего не было в них. Не знаю как и не знаю когда, но однажды я буду свободна — как и Ици. Он сможет пойти в обычную школу и читать книги, не остерегаясь, что его за этим застукают. Подсознательно я уже начала прощаться с людьми и укладом своей жизни, как будто бы собралась умирать, хотя у меня даже нет четкого плана. Я твердо убеждена, просто нутром чую, что мне не суждено тут остаться.