Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней - [24]

Эта демонстрация — странное зрелище. Людям невдомек, почему человек с очевидно еврейской внешностью держит плакат, который гласит «Долой Израиль». Но мне это понятно. Я всегда знала, что Государство Израиль не должно существовать.

Нам суждено искупить смертный грех сионизма, написал Сатмарский Ребе в своем манифесте «Вайоэль Моше»[103]. В каждом сатмарском доме есть томик этой библии анти-сионистов. Эта книга рассказывает об истории сионизма: с чего он начался в XII веке и как небольшая группа евреев загорелась вопиющей идеей сотворить для себя еврейскую родину. В те времена все считали их безумцами, но не ребе — он знал, что с ними станет. Он это предвидел.

Много раз пытались они достичь своих гнусных целей, писал он, но только после холокоста удалось им обрести ощутимый политический и общественный вес, чтобы добиться реальной власти. Использовать холокост в качестве повода для жалости — это оскорбление для погибших, рассказывает Зейде; несомненно, те невинные евреи жертвовали собой не ради того, чтобы сионисты могли встать у руля.

Баби тоже очень обижена на сионистов. Она рассказывает мне о евреях, которые пытались сбежать от нацистов в Израиль, и о сионистах, которые разворачивали прибывавшие корабли, отправляя их обратно в лагеря. Они не хотели населять свою новую страну невежественными евреями из религиозных штетлов, говорит она, им нужны были евреи нового типа — образованные, просвещенные, разделяющие их идеи. Вот почему, рассказывает Баби, они забирали малых детей, которые были еще достаточно юны и внушаемы, и, когда люди узнавали об этом, они понимали, что этот шанс спасти своих детей стоил разлуки с ними.

В школе нам рассказывают, что детей били и унижали, пока они не отрекались от своей веры и не клялись навечно посвятить себя сионизму. Я понимаю, что между евреями и сионистами есть большая разница; быть и тем и другим невозможно. Точнее, я вообще уверена, что хасиды — единственные настоящие евреи, потому что даже капля чужой крови моментально исключает любого из числа истинных евреев. Несмотря на то что женщинам протестовать запрещено, я бы с радостью пошла на демонстрацию — хотя бы ради Баби и ее родных, которых она лишилась в войну. Кто-то должен стоять за правое дело, и если уж «свободомыслящих» евреев это не касается, тогда мы точно должны удвоить свои усилия.

Я видела их всех на фотографиях. Сестры и братья Баби, ее родители, ее бабушки и дедушки на этих черно-белых портретах — все они мертвы. Я храню эти карточки, завернутые в бумажное полотенце, на верхней полке в шкафу и достаю, когда чувствую в себе достаточно сил. Их лица настолько реальны, что мне с трудом верится, что их нет. Малышка, убитая в возрасте двух лет. Как такое возможно, вопрошаю я Бога. Как сталось так, что этих живых, осязаемых людей нет на свете? Они же мои предки! Я всегда плачу, когда рассматриваю эти фотографии, и мне приходится быстро прятать их обратно в бумажное полотенце, пока мои тихие всхлипы не превратились в горестный вой. Баби не любит говорить о своих родных, и я не хочу напоминать ей о них.

Рассказами о холокосте сионисты давили на жалость, говорит она. Но скажи-ка, что им вообще известно о холокосте? Среди них нет тех, кто выжил в нем, говорит она. Ни одного. И я верю ей, потому что ее веки набухают от слез.

Ребе запретил нам ездить в Израиль. До прихода Мессии Святая земля для нас закрыта. В школе на эту тему действуют строгие правила; даже если у кого-то есть там родственники, навещать их нельзя. Поступить так — значит гарантировать себе исключение. Это правило мне кажется особенно несправедливым — что нам не дают взглянуть на земли, в которых лежат наши корни, на страну, о которой говорят учителя, когда рассказывают нам достославную историю нашего народа. И все же я знаю, что есть девочки, которые нарушили правила, чьи семьи воспользовались окольными путями и провезли своих дочерей в эту запретную страну. Больше того, всего через две недели тысячи американских евреев отправятся в Израиль на праздник Лаг ба-омер, годовщину смерти рабби Шимона бар Йохая — величайшего мыслителя II века, написавшего «Зоар», ключевой труд в Каббале. А еще я даже знаю, что моя тетя Хави ездила туда за год до рождения сына, чтобы помолиться на могиле рабби Шимона. Это распространенная среди бесплодных женщин традиция — молиться там о рождении мальчика, обещая за это вернуться на могилу, когда ребенку исполнится три года, и исполнить церемонию его первой стрижки в Лаг ба-омер. Хави обязательно повезет туда Шимона, когда тот достаточно подрастет, потому что всем известно, что его рождение — это чудо и что ответствен за такое чудо может быть только рабби Шимон. Даже Зейде одобрил старания Хави; во имя воспроизведения потомства некоторыми правилами можно пренебречь — даже теми, что создал Сатмарский Ребе.

Лаг ба-омер — эффектный праздник. На каждой улице Вильямсбурга мужчины сооружают огромные костры и танцуют вокруг них до рассвета, распевая традиционные песни, а женщины подглядывают за ними из окон или наблюдают с каменных крылечек. Языки пламени отбрасывают на лица мужчин жутковатые оранжевые отблески, их пейсы отсвечивают, резво раскачиваясь во время танцев. Я бодрствую столько, сколько могу, и глазею, потому что это зрелище впечатляет и завораживает, пусть даже мне и не понять, что оно означает.