Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [73]

Этими красивыми горами, высокими и видными издали, я любовался каждый день и из Санга-Талона, плывя туда по Колыме, но отсюда, с берега озера, они были намного ближе и, несмотря на недостаток освещения, гораздо виднее. Помню, что я как-то выразил свой восторг по поводу красоты этого жуткого вида с еще не растаявшими снежниками, венчающими и украшающими вершины, в своей записи в блокноте, и что там же выразил пожелание, чтобы на озере когда-нибудь построили дом отдыха.

Перевал на Сибик-Тыэллах совсем невысокий, должно быть, не больше 3–4 десятков метров над уровнем озера. Здесь типичный моренный ландшафт, неровная поверхность с провалами и буграми и множеством торчащих малоокатанных валунов. Поверхность эта очень неудобна для ходьбы. Плохо было идти и дальше, по верхней части долины этого ручья, где нам почему-то не попадалась тропа. Поэтому я еще в верховьях откололся от своих спутников вправо и почти всю дорогу до долины Колымы прошел по низкому ровному водоразделу ручья, представляющему собой останец террасы. В результате этого я сократил дорогу и вышел в долину Колымы намного раньше своих спутников. Долго пришлось их ожидать, сидя у костра, разложенного у хорошо натоптанной тропы. Донимали комары, среди которых преобладали большие рыжие и злые как собаки.

Наконец подошли Герасименко и Авраменко, с которыми мы двинулись домой. И хотя мы шли довольно бодро, и тропа не заставляла желать ничего лучшего, мы целый день шли до Санга-Талона. Только к вечеру мы дошли до переправы и покричали, чтобы нам пригнали лодку от поселка. Вся поездка на Кюэль-Сиен с возвращением заняла неполных три дня и две ночи.

Наутро после возвращения я заметил, что у меня отекли ноги, да так сильно, что я сапоги не мог надеть. Они почти до колен были толстыми, как тумбы. Поэтому, кажется, два дня я ожидал, пока сойдут отеки, прежде чем отправился из этого поселка.

Поселок Санга-Талон стоит на высоком правом берегу Колымы (сегодня этого поселка нет, так как он находился в зоне затопления водохранилища Колымской ГЭС. — Ред.), возле устья впадающей в нее речки Обо, располагаясь также на правом берегу и этой речки. Всего в нескольких сотнях метров выше поселка в Колыму и слева впадает довольно большой приток — речка Эльгенья. Поселок невелик, но и не так уж мал. В нем, должно быть, десятка полтора построек, причем в одном из домов было не меньше 12–14 комнат, а все другие были маленькие, по 1 квартире. Большой дом занимал и начальник разведки Петр, кажется, Яковлевич Злобин. Герасименко занимал одну из комнат большого упомянутого многокомнатного дома. У него в комнате останавливался и я. Этот дом стоял так же, как и дом начальника, у берегового обрыва. В одной из небольших построек в центре поселка была контора, в которой помещалось и геологическое бюро, или камералка геологов, где производилась обработка проб: отдувка шлихов, взвешивание золота, определение среднего содержания золота в пластах золотоносных песков по шурфам, оконтуривание золотоносных россыпей на планах и подсчет запасов. Здесь же обрабатывались и результаты топографической съемки и вычерчивались планы разведываемых долин. В нижней части поселка была конбаза.

Название поселок получил по якутскому поселку, вернее, по урочищу, в котором были изредка разбросаны одиночные якутские хотоны. Якуты, как известно, держали очень много коров. Вообще, это были маленькие животные с длинной шерстью и почти без вымени. Молока они давали смехотворно мало. Боюсь соврать, но, кажется, по 2 литра или по полтора давали «рекордсменки». Поэтому каждая семья держала по десятку или по полтора десятка коров, которых надо было пасти, и, чтобы хватило травы, каждая семья селилась на солидном расстоянии от других.

Я помню только один якутский хотон, стоявший на левом берегу Колымы выше Санга-Талона против устья Большого Сибердика. И этот в 1942 году, когда я его видел, был уже покинут своими прежними жильцами.

Из Санга-Талона пришлось идти пешком, потому что полуглиссер почему-то несколько дней не ходил. Шел я с прорабом Иваном Петровичем Хабаровым. Дорога заняла два дня, причем первый переход — до устья Детрина был очень легок: тропа хороша, и путь короток, а второй — гораздо трудней. Расстояние здесь почти вдвое больше, а тропа хоть и немного, но хуже.

Всю дорогу ужасно ели нас комары. Из-за этого я, несмотря на жару, шел в телогрейке, потому что рубашку на плечах возле лямок рюкзака они очень легко прокусывали. До сих пор мне приятно вспоминать, как, увидев упомянутый брошенный хотон против устья Большого Сибердика, мы зашли туда отдохнуть от комаров. Там были маленькие в 2–3 ладони окошки и стены, обмазанные снаружи глиной. Поэтому внутри держалась прохлада. Комары, которые большой тучей вслед за нами влетели туда, растерялись и перестали нас кусать, а когда мы закурили махорку, они один за другим полетели в окно, совсем оставив нас в покое. Стало так хорошо, что уходить не хотелось. Но пришлось!

Ночевать мы остановились в помещении перевалочной базы на устье Детрина, для чего пришлось покричать, чтобы сторож пригнал на наш берег лодку. Помню, после дождей, прошедших в верховьях, вода в Колыме была мутная, грязная, а в Детрине, где из-за подпора поднявшейся Колымой образовалась тихая заводь без течения, вода была чистая как стекло, и в ней виднелось черное дно.